Мы быстро пробежали к фургону, но, как ни спешили, успели все-таки вымокнуть. Влажная одежда неприятно липла к телу, однако переодеваться никто из женщин не собирался, и я, решив вести себя как все, заняла свое привычное место.
— Нара Варр, — позвал Вольпен, как только выехали за ворота.
Полная самых мрачных предчувствий, медленно отодвинула полог.
— Дар высокородного саэра Теомера Борга будущей наложнице, — тут же преувеличенно торжественно провозгласил мэтр, и в меня полетел очередной мешочек. — Открывай, — напомнили мне через несколько мгновений, — я жду.
Издевается, гад такой.
На этот раз вельможный поклонник расщедрился на подвеску с удивительной красоты сапфиром на тоненькой золотой цепочке и кольцо с таким же камнем. А ставки, однако, растут. Стараясь игнорировать направленные на меня взгляды — насмешливо оценивающий мага и тяжелый, ревнивый Летты, молча убрала украшения в сумку. Ждете комментариев? Не дождетесь!
Дождь не прекращался весь день. Мы ехали и ехали сквозь серую пелену, останавливаясь только в случае край ней необходимости. Женщины не высовывались из фургона, Вольпен вполне комфортно чувствовал себя под магическим пологом, а вот охранники очень быстро промокли, казалось, на них не осталось ни одной сухой нитки. Все воины были нарами, и «волшебной» защиты им не полагалось. Я смотрела на их ссутуленные спины, на абсолютно сухого невозмутимого мэтра, вспоминала императора, Саварда, других дваждырожденных и размышляла о том, какая пропасть разделяет жителей мира Эргор. Громадная, почти непреодолимая.
Высокородные — надменные, всесильные, не люди, а полубоги для всех остальных. Одаренные, воспитанные в презрении к нарам, а значит, и к собственным родителям. И простолюдины, которых с детства учили слепо повиноваться саэрам и их верным магам, беспрекословно выполняя каждое распоряжение.
Разумеется, я и раньше это знала, но… чисто теоретически. Нужно было стать нарой, чтобы до конца проникнуться, ощутить все самой.
Именно теперь я в полной мере оценила, как тяжело наре Хард далось решение отправиться в особняк наместника, фактически пойти против воли и желания одного из властителей мира. Это я видела в Даниасе обыкновенного мерзавца, пусть и титулованного, что лишь делало его еще более отталкивающим. А для Станы он являлся чуть ли не небожителем. И приказ Вольпена не приближаться первый день к Тиссе она восприняла именно как четкое руководство к действию, ей просто в голову не пришло его нарушить.
До придорожной гостиницы в этот вечер мы добрались раньше обычного — нары гнали коней, стремясь поскорее оказаться под крышей. Торопливо поели и разошлись по комнатам. Я так устала, что мечтала только об одном — упасть и быстро заснуть. Но выспаться в эту ночь мне как раз и не удалось.
* * *
Кабинет сиятельного я узнала сразу, в мое отсутствие тут ничего не изменилось. Те же массивные шкафы, длинные столы, заваленные всякой всячиной, — знакомый рабочий беспорядок вокруг. Только вот стул с высокой резной спинкой в простенке между окнами сегодня пустовал.
— Кэти…
Савард сидел на диване в нише — той самой, застланной пушистым светлым ковром, а перед ним на постаменте маслянисто поблескивал, разбрасывая в стороны темные искры, небольшой черный многогранник.
— Пришла все-таки! — столько облегчения звучало в негромком хрипловатом голосе, что я невольно улыбнулась в ответ.
— Пришла… — откликнулась эхом.
Как же я боялась и одновременно ждала этой встречи, как отчаянно обрадовалась, когда очутилась здесь. Понимала, что это глупо и неправильно, что ночные встречи не приведут ни к чему хорошему, а только продлят агонию. Но смотрела на его лицо — утомленное, немного осунувшееся, такое родное — и чувствовала: я счастлива.
— Иди сюда.
Он наклонился вперед, протягивая руку, но не сделал попытки подняться и подойти. Словно предоставлял мне самой право выбрать, как поступить.
Поколебалась мгновение, вспомнила, что он все равно не сможет дотронуться, даже если захочет, и, решившись, привычным жестом одернула рукава, попутно изучая свое платье. Надо же, опять персиковое. Интересно, это сиятельный мечтает его на мне видеть или я подсознательно надеваю то, что поудобнее?
Двинулась вперед, покидая темный угол, а вместе с ним и скрывавший меня спасительный сумрак, но не успела сделать и нескольких шагов, как тут же услышала напряженное:
— Кэти, твои волосы!
Покосилась на разметавшиеся по плечам пряди. Ну конечно, светло-русые. И почему я сразу не обратила внимания? Расслабилась. Понадеялась, что если одежда во сне меняется, то все остальное тоже станет прежним.
Вскинула подбородок, спросила как можно безразличнее:
— А что с ними?
— Что?! — Мужчина даже вскочил от возмущения. — Почему они такого странного цвета?
— Ах, это… — пробормотала небрежно. — Я их перекрасила.
— Что значит — перекрасила? — Он недоуменно нахмурился. — Зачем?
— Надоел прежний оттенок. — Только бы Савард не уловил фальши в моих словах. — Это на Эргоре не знают, что такое краска для волос, а на Земле женщины часто ею пользуются. Вот я и решила попробовать. Только, пожалуйста, не спрашивай, как мне удалось, все равно не отвечу.
Дошла до ниши и аккуратно села на самый краешек кушетки. Подсознательно опасалась, что не удержусь, провалюсь куда-то сквозь сиденье, но ничего страшного не про изошло. Диван лишь мягко спружинил, принимая меня в свои уютные объятия, и все. Поерзала, устраиваясь удобнее, и подняла голову. Савард продолжал стоять — мрачный, насупленный, прожигая меня сердитым взглядом. На несколько секунд мы застыли, рассматривая друг друга, потом сиятельный, резко выдохнув, сел рядом.
— Ты действительно изменилась, Кэти, — бросил он хмуро. — И не только внешне.
— Да, — не стала спорить с очевидным.
Мы помолчали, а потом выпалили одновременно:
— Чем занимаешься, Кэти? Спишь? У тебя сейчас ночь?
— Ты плохо выглядишь, Вард, пожалуйста, отдыхай хоть немного.
— Вард… — протянул он, повторяя. — Вард… Ты никогда раньше так меня не называла.
— Ты был моим господином, наида не могла себе позволить подобного обращения.
— Был? — Сиятельный криво усмехнулся. — А теперь?
— А теперь — нет. И надеюсь, больше никогда им не станешь.
— Я так неприятен тебе? — Уголок его губ болезненно дернулся.
— Мне настолько ненавистно рабство.
И снова тишина. Да… что-то нынче не ладится у нас разговор.
— Я заметил, что ты больше не носишь родовое кольцо, — произнес наконец Савард. — Объяснишь, как ты его сняла? Нет? Хорошо, сам узнаю. Но скажи… просто скажи, Кэти, почему ты бросила меня? Или твои ласки, поцелуи, объятия, искренний смех и пронзительная нежность, то, что ты шептала ночами, — всего лишь лицемерие и ложь? Красивая игра с непонятной мне целью?
