Иначе? Да ничего подобного! Он совершенно так же не принял отказа и с упорством, достойным лучшего применения, продолжает настаивать на своем.
— В случае необходимости саэр готов отречься от права наследования, — будто услышав мои мысли, пояснила богиня. — В пользу младшего брата.
— Что? — вскинулась я запальчиво. — Да этот негодяй уже сейчас такое вытворяет… Трудно представить, что наворотит, если встанет во главе высшего рода. Ему нельзя доверять ответственный пост. Ни в коем случае!
— Спокойнее, дитя, — рассмеялась Сва, — спокойнее… Теомер хорошо знает цену Даниасу. Речь не о нем. Рэдрис и Энальда достаточно молоды и здоровы, чтобы родить еще одного сына. По крайней мере, когда твой связанный спросил, возможно ли это и примет ли стихия мальчика как нового носителя, я ответила утвердительно.
То есть фактически обнадежила Тео, пообещав ему достойного преемника и освобождение от бремени обязательств перед родом. Ну… богиня!
— Так что скажешь, девочка? — Великая точно не замечала или, что вернее, не обращала внимания на мое возмущение. — Ты уверена, что сделала правильный выбор? Преданный, надежный, близкий и понятный Борг, готовый ради тебя на все, и Крэаз, в жилах которого течет гнилая кровь Горта Айара. Может, передумаешь, пока не поздно?
Наверное, стоило стиснуть кулаки, губы, зубы — что там еще полагается сжимать в подобных случаях? — и сказать что-нибудь нейтральное, примиряюще-вежливое, но последняя фраза собеседницы неожиданно разозлила. Разозлила и обидела. Стало неприятно, досадно. Не за себя — за сиятельного. Оказывается, не только люди любят навешивать ярлыки — боги тоже этим грешат.
Кроме того, не давал покоя взгляд Верховной. Заинтересованный, изучающий, оценивающий и… ироничный. Создавалось впечатление, что она сознательно провоцирует меня, подталкивая к «чистосердечному признанию». Опять проверка? Что ж, если богиня так жаждет откровенности, не стану разочаровывать.
— Боюсь, уже поздно, — произнесла сухо. — Кроме того, мы с Савардом прекрасно подходим друг другу. У него — гнилая кровь Горта, у меня, по убеждению саэров, — отравленная кровь Проклятой. Замечательная получится парочка…
— Тебе решать, — как-то уж слишком спокойно, даже добродушно отозвалась Сва, подтверждая тем самым мои мысли. — Смотри только, не пожалей потом.
Похоже, ехидные слова не задели и уж тем более не оскорбили Великую, напротив, порадовали. Будто она ожидала чего-то подобного и теперь была удовлетворена тем, что ее предположения оправдались.
— Так о чем ты хотела со мной поговорить, Катя? — Хозяйка Сэйти Аэрэ провела рукой по волосам, пропуская сквозь пальцы длинные струящиеся пряди, и лукаво прищурилась.
Ответила не сразу, и Верховная, как ни странно, не торопила — терпеливо ждала, пока соберусь с духом, и молчала, не отводя от моего лица загадочного взгляда.
— В моем мире люди не встречаются так просто с демиургами… — начала я наконец.
— Не поверишь, но в моем тоже. В прежние времена даже Избранные удостаивались подобной беседы лишь несколько раз в жизни. И велась она на языке посвященных.
«Изучение языка Великой — сокровенное таинство, — зазвучал в памяти строгий голос наставницы из храмовой школы для девочек. Той, что занималась со мной во сне. — Оно требует полного сосредоточения».
— Зато их с детства обучали правильному обращению, готовили, — упрямо тряхнула головой, — а я не умею общаться с богами и, наверное, недостаточно почтительна… излишне прямолинейна.
— Я это заметила, — усмехнулась Верховная.
— Пожалуйста, не перебивайте. Я всего лишь пытаюсь объяснить, что заранее извиняюсь, если мои слова покажутся грубыми или оскорбительными. Поэтому и попросила разрешения поговорить наедине — чтобы остальные не слышали, о чем пойдет речь. Но промолчать не могу.
— Говори, — мгновенно посерьезнев, напряглась Великая.
— Как я поняла, задача творца, смысл его существования — хранить то, что он однажды создал. И тем не менее мир вашего брата погиб. Ваш удержался на грани, уцелел… Но какой ценой? Что случилось на Урхаде, неизвестно, и, боюсь, мы никогда уже этого не узнаем. Но то, что произошло здесь… Да, вы приняли детей Ирна, но не как приемных, а в лучшем случае как пасынков. За долгие века так и не стали по-настоящему их богиней — не сумели или не захотели. И они это чувствовали. А потом… Как можно было назначить Нэталину Нареченной Ночи и наделить ее такой огромной властью? Неужели вы не увидели в ее душе червоточины? Горт и то догадался, что она способна на предательство. И почему не следили за жизнью своей Избранной? Не направляли ее? Вовремя не предостерегли? — Я выдохнула и подняла глаза, твердо встречая взгляд Верховной. — Не могу отделаться от мысли, что в случившемся есть и ваша вина… Ошибка, недосмотр… И если теперь собираетесь мстить и снова делить людей Эргора на своих и чужих, простите, но я вам не помощница.
Ну вот, кажется, сказала… Все — не все, но основное из того, что накипело, точно.
Сва замерла, закаменела лицом. Ни звука, ни жеста, ни единой эмоции — лишь ярко сверкающие очи стынут на прекрасном бледном лице. В груди болезненно, противно защемило, я даже дышать перестала. Сухие глаза обожгло от мгновенно подступивших слез. Словно тяжелая гранитная плита внезапно упала сверху, сминая, ломая, придавливая к полу. Вспомнила, как в одном из моих снов корчилась у ног рассерженной богини испуганная Нэталина. Не хочу так!
Резко втянула в себя воздух и постаралась расправить плечи, выпрямиться, насколько возможно. Постепенно это получилось, хотя, надо признаться, с огромным трудом.
— Ты понимаешь, кто перед тобой, Катя? — холодный, обманчиво невозмутимый голос, ударившись о стены храма, осыпался вниз острыми кусочками льда.
— Понимаю, Великая. — На миг почтительно потупилась, отдавая дань статусу собеседницы, и вновь решительно вскинула голову.
— Осознаешь, что вела себя непозволительно дерзко? — продолжился безжалостный допрос.
— Да, — тихо признала очевидное.
— Боишься, что накажу?
— Не без этого. — С трудом улыбнулась уголками губ, вмиг ставших какими-то деревянными.
Что уж скрывать? Никогда не причисляла себя к героиням, да и к подвигам не стремилась, если честно.
— Значит, готова взять свои слова обратно? — Верховная прищурилась, впервые за последние минуты демонстрируя хоть какие-то чувства.
— Нет…
— Вот ка-а-ак… — услышала я протяжное и, непроизвольно подавшись вперед, быстро заговорила:
— Еще раз приношу извинения, если мои вопросы показались вызывающими или недостаточно учтивыми. У меня не было желания задеть и тем более оскорбить — лишь стремление разобраться, выяснить все до конца. Без этого я просто не смогу.
Еще несколько мгновений молчания — неловкого, напряженного, тягостного, а потом раздался звонкий переливчатый смех.
