Но однажды он нашел, что должность судебного следователя, например, была бы по нему; остановившись на этой мысли, он и осуществил ее, поступив кандидатом к одному из старых судебных следователей.
Иногда, сидя в камере и присутствуя при допросах, он осознавал, что его мысль с содроганием останавливалась на пропавшем без следа его двойнике и брате по крови, но он старался отогнать ее, считая все связи с этим ужасным человеком порванными.
Юноша не хотел сознаться, что, отгоняя эту мысль, он не хотел думать о возможности существования для него опасности в будущем. Ему страшно было предположить, что этот человек все-таки держит в руках его счастье и каждую минуту может разбить его с таким же дьявольским умением, как это он делал раньше. Иногда Павлу казалось даже, что он чересчур малодушен, что он трус даже, что ему не молчать следует, а, наоборот, выступить на борьбу с этим исчадием мрака, парализуя где возможно его тлетворное влияние и пресекая в корне возникающие преступления…
Но дни шли, и впечатления сменялись впечатлениями, заслоняя этот сосущий душу вопрос.
В особенности отодвинули его на последний план два обстоятельства.
Первое заключалось в том, что в один из вечеров, сидя за роялем, Марья Петровна вдруг встала и, меняясь в лице, подошла к мужу…
— Теперь нет сомнения, — сказала она тихо, — да, я делаюсь матерью. Сейчас в первый раз я это почувствовала…
Павел тоже изменился в лице и с приливом какого-то неизъяснимо глубокого чувства обнял жену.
Другое обстоятельство было такого рода.
Однажды, совершенно неожиданно, Павел получил повестку из провинции, которой он приглашался явиться немедленно в город Н. для утверждения в правах наследства по имениям и капиталу своего троюродного дяди, князя Карпатского.
Павел был чрезвычайно удивлен. Он никогда даже не слыхал этой фамилии и подумал, что тут какая-нибудь ошибка или недоразумение.
Но вслед за тем, когда он поехал к баронессе фон Шток и услышал от нее, что у него действительно есть такой дядя, он решил ехать.
Стороной он узнал, что состояние покойного князя громадное и простирается до десятка миллионов.
Однако отъезду его помешала внезапная болезнь Марьи Петровны, и потому он решился до времени выдать доверенность отцу ее.
Старик Петров приехал сияющий, он только что узнал из достоверных источников, что наследство это превышает даже десять миллионов.
— Что же ты не едешь? — набросился он на Павла. — Ей-богу, подобная беспечность непростительна.
— Это не уйдет, — отвечал довольно хладнокровно молодой человек, — а вот меня пугает, что Маруся немного нездорова. Впрочем, доктор говорил, что это обыкновенная предвесенняя лихорадка. Однако все-таки я думаю лучше попросить вас съездить туда, а не ехать самому.
— Что ж, изволь, я к твоим услугам, — отвечал Петров.
Ровно через сутки Петров выехал в Н., но в этот же день Марья Петровна застала мужа в кабинете бледного как полотно, с опущенным письмом в руках.
Павел был так погружен в какое-то тяжелое раздумье, что не заметил появления жены в кабинете и, воображая себя наедине, громко, с отчаянием произносил:
— Опять он!.. Опять он!..
Письмо
— Что это значит? — спросила Марья Петровна. — Кто — он?
Павел вздрогнул и скомкал письмо.
— Ничего, ничего, это так!.. — начал было он, силясь улыбнуться, но жена строго перебила его:
— Ты что-то скрываешь от меня, Павел? Это нехорошо, наши отношения вовсе не таковы, чтобы иметь друг от друга секреты.
Павел тихо и ласково взял жену за руку. В глазах его, печально устремленных на нее, светилась какая-то затаенная, но твердая решимость…
— Послушай, Маруся… Есть маленькая неприятность, но ты в твоем положении не должна интересоваться ею. Всякий пустяк, могущий взволновать тебя, отразится на нашем ребенке. Прошу тебя поэтому: не расспрашивай меня.
— Что? Не расспрашивать?! — горячо кинулась к нему Марья Петровна. — Мне не расспрашивать тебя, когда я вижу, что лицо твое взволнованно и ты шепчешь: «Опять он!..» Нет, это выше моих сил… Ты должен мне все рассказать, если сама судьба столкнула меня с тобой в эту минуту… Говори, кто этот он. Не брат ли опять?
— Ну что ж, ты угадала! — силясь опять улыбнуться, сказал Павел.
— Это письмо от него?
— От него.
— Что же он хочет от тебя еще?
— Он хочет, чтобы я его уничтожил! — произнес Павел, сверкнув глазами, и в эту минуту тождество его с Андрюшкой стало поразительным.
Молодая графиня выпрямилась:
— Покажи мне письмо!
— Ты только напрасно взволнуешь себя.
— Покажи!
Павел протянул письмо и ласково привлек жену к себе на колени, пока она жадными глазами пробегала по строкам.
Письмо было следующего содержания:
«Ваше сиятельство граф Павел Иеронимович!
Судьба ниспослала новое счастье на вашу и без того счастливую голову. Вы являетесь обладателем миллионного наследства, того самого наследства, которое по праву принадлежит не вам, а такому же несчастливцу, такой же игрушке судьбы, как и я. Я извещаю вас по доверию его, что вы должны отказаться от половины этого наследства в пользу того, кто явится неопровержимым представителем нравственных прав на него. Вы, как воплощенная добродетель, удвоенная ореолом культуры, должны понять, что человек не виноват в своем бесправии. Если бы он был законным сыном покойного князя Карпатского, вы бы не были в эту минуту так счастливы, а если прибавить к этому факт и мое существование, то вы должны были бы поделиться и со мною. Короче говоря, если вы откажетесь от исполнения моего требования, мы с вами будем иметь личные и весьма короткие расчеты. Я убью вас непременно, в чем даю клятву. Я не виноват, что вы вновь стали на моем пути!..
Андрей Курицын.
P. S. Ответ бросьте из форточки вашего кабинета ровно в час ночи. Если вы вздумаете схватить посыльного, то вы, ровно ничего не узнав обо мне, заслужите только скорейшую смерть».
Бледная как полотно, выронила письмо Марья Петровна и, тяжело дыша, словно собираясь разразиться громкими рыданиями, прильнула к плечу мужа.
Павел крепко обнял ее, и опять они несколько минут просидели молча.
Первый заговорил Павел:
— Что ж, исполнить его просьбу?
— Ни за что! — вдруг твердо сказала Марья Петровна, и даже губы ее презрительно сложились в ответ на слова мужа. — Ты хочешь купить наше спокойствие, ты хочешь дать средства страшному человеку во имя ограждения себя и семьи… Я этого не ожидала от тебя, Павел…
