Рано утром на следующий день доктор Мартенс был уже у Палаццо дель Анджело.
Агент дежурил на своем посту, но не мог сообщить ничего нового. Остаток ночи прошел спокойно. Видимо, баронесса не решилась на новую попытку к бегству.
Днем комиссар нанес прощальный визит австрийскому консулу, затем уложил свои вещи и уже готовился отправить их на вокзал, когда ему подали записку от баронессы.
«Любезный доктор, — писала она, — согласно условию, я выеду сегодня с поездом, отходящим в восемь часов двенадцать минут вечера. Прошу вас еще раз, не говорите со мной на вокзале, так как мне хотелось бы возможно спокойнее проститься с семьей. Мне оставлено маленькое купе первого класса».
Комиссар пешком отправился на вокзал. Внимательно изучив расписание, он убедился, что скорый поезд на Вену действительно отходит в восемь часов двенадцать минут. Двумя минутами позже шел почтовый в Рим.
Обратившись к начальнику станции с просьбой оставить ему отдельное купе, доктор Мартенс узнал, что места все заняты и последнее купе заказано несколько часов назад сенатором Кастелламари.
Взяв билеты для себя и своих агентов, во избежание лишней проволочки вечером, комиссар вернулся в отель.
Здесь он написал подробную телеграмму начальнику тайной полиции Вурцу, извещая его о своем приезде с баронессой, и сделал агентам необходимые распоряжения и указания.
Губера командировали на вокзал со строгим приказанием идти за баронессой до дверей купе и не отходить от вагона, пока не тронется поезд. Агент Крафт должен был дежурить у палаццо и подать сигнал об отъезде баронессы.
Сам комиссар намеревался наблюдать с другой стороны канала за появлением баронессы и ехать за ней следом.
К половине восьмого все были на местах.
Сквозь легкую дымку облаков виднелся бледный, узкий серп луны, озарявший слабым мерцающим сиянием черную золотистую линию канала.
Было темно и тихо. Мраморные палаццо неясно отражались в темном зеркале вод. Смутными пятнами вырисовывались старинные, многоцветные гербы на фасадах домов. Издали доносилась серенада под мерный шум волн, рассекаемых гондолой. Мягкий тенор с чувством пел знаменитый «Vorrei morir» Тости. Слышались взмахи весел, цветными точками мелькали огоньки фонариков.
На церковной башне пробило три четверти восьмого, а сигнала об отъезде баронессы все еще не было слышно.
Но вот распахнулись тяжелые двери, ведущие на канал.
Лакей кликнул поджидавшие гондолы, и эхо громко повторило его возглас.
В проеме открытой двери показались четыре фигуры. Комиссар мог отчетливо различить каждую из них. Это были сенатор, баронесса и еще две какие-то женщины. Одна из них почтительно держалась в отдалении: очевидно, это была горничная.
Баронесса обняла сестру.
Лакей разложил ковер по блестящим, сырым ступеням.
Трое из присутствующих сели в гондолу; четвертая женщина вернулась в дом.
Шагах в тридцати за гондолой сенатора следовала гондола комиссара, к которому присоединился агент Крафт.
Почти без шума скользили они по темным улицам Венеции. Только мерные удары весел нарушали тишину, да изредка на поворотах и в опасных местах раздавались предостерегающие возгласы гондольеров.
Но вот в отдалении показался вокзал. Агент дал сигнальный свисток, на который дежуривший на вокзале агент Губер немедленно ответил таким же свистом.
Доктору Мартенсу показалось, что баронесса вздрогнула и обернулась.
Он приказал гондольеру ехать потише, так как не хотел встречаться с гондолой сенатора. К тому же, зная, что баронесса находится теперь под надзором агента Губера, он мог дать ей время беспрепятственно проститься с семьей.
Когда гондола комиссара причалила к берегу, доктор увидел сенатора и обеих женщин, оживленно беседующих на пороге зала первого класса.
Агент Губер был на своем посту.
Доктор Мартенс вошел на платформу; часы показывали пять минут девятого.
На двух путях стояли поезда. Поезд, идущий на Вену, стоял на первом пути; для того чтобы попасть на второй — Венеция — Рим, пассажиры должны были перейти рельсы первого пути.
Найти купе баронессы не представляло труда. В экспрессе было всего два вагона прямого сообщения. Когда комиссар хотел отворить дверь первого купе, то увидел, что она заперта; на его вопрос кондуктор сообщил, что купе это заказано сенатором Кастелламари.
Доктор Мартенс встал за колонной против самого вагона. Отсюда ему удобно было наблюдать за баронессой, пока она не сядет в поезд, а там — бегство уже было невозможно!
Между тем большая стрелка вокзальных часов двигалась вперед.
Оставалось всего четыре минуты до отхода поезда, но комиссар не беспокоился: в зале первого класса находился Губер, а у выхода дежурил второй агент.
Прошла еще минута… На пороге зала показалась высокая фигура сенатора, за ним шли две женщины, в отдалении следовал Губер.
Кондуктор торопливо указал компании на заказанное купе.
Не прощаясь с отцом и не оглядываясь, вошла баронесса в сопровождении камеристки в вагон.
На ней был темный английский дорожный костюм и густая вуаль.
Агент Губер, согласно полученным инструкциям, немедленно поместился у выхода вагона; другой агент стал у входа.
За запотевшими стеклами окна, сверкавшими при свете электричества, точно разбитые, мелькало неясно и расплывчато лицо баронессы. Она сняла шляпу. С отца перевела она взор на комиссара. Несколько мгновений она пристально смотрела на него, затем отвела глаза и опустила занавеску.
Комиссар вскочил в вагон.
Мимо агента Крафта торопливо пробежала камеристка баронессы и спрыгнула на платформу.
Почти в ту же минуту раздался свисток, и поезд тронулся.
Доктор Мартенс приказал обоим агентам охранять вход и выход из вагона и, подойдя к купе баронессы, тихонько постучал в дверь.
Ответа не последовало.
Он попробовал отворить дверь: она была заперта изнутри.
Занавески были опущены, но сквозь щелку дверей, при неясном свете фонаря с задернутой синей шторкой комиссару удалось различить фигуру женщины, съежившейся на диване. Лицо ее было закрыто руками, густые золотисто-рыжие волосы слабо мерцали в полумраке. Доктор Мартенс вернулся к себе в отделение и закурил сигару.
Слава богу! Теперь уже ничего не могло случиться. Она в его власти. Наконец-то после всех приключений и волнений он мог спокойно выкурить сигару. На границе все купе будут открыты, а до тех пор он мог не беспокоить баронессу. Пока они на итальянской территории, арестовывать ее не представлялось возможным; к чему же навязывать ей свое общество?
Доктор Мартенс еще раз прошелся по вагону, проверил агентов и заглянул в купе баронессы: она продолжала сидеть в той же позе, не шевелясь.