На дворе стояла непривычно холодная для Италии ночь. Они ехали по мосту, соединяющему плавучую Венецию с твердой землей. Направо и налево виднелись контуры лагун, казавшихся при слабом сиянии месяца туманными пятнами. Вот изменился стук колес: поезд съехал с моста и шел по твердой земле. Сказка Венеции осталась позади… Сквозь замерзшие рисунчатые стекла еще некоторое время мелькали огоньки… Затем густая тьма непроницаемой пеленой окутала равнину. Однообразное пение колес успокаивало и убаюкивало…
Комиссар с довольной улыбкой откинулся в угол дивана, ничто больше не смущало его покой.
В Тревизо к нему в купе сели несколько пассажиров.
Посмотрев по расписанию время прихода в Понтафель и приказав разбудить себя за четверть часа до остановки, он расположился на ночлег. В теплом купе с мягкими, уютными диванами он как-то сразу почувствовал, что сильно устал. Его клонило ко сну.
Задачу свою он выполнил блестяще: баронесса была в его руках.
Доктор Мартенс закрыл глаза и крепко заснул.
Он не знал, долго ли ему пришлось проспать, помнил только, что его разбудило чье-то прикосновение к плечу.
— Пора, — шепнул ему агент Губер, — сейчас подъезжаем. Она тоже собирается.
Комиссар протер глаза и быстро вскочил на ноги.
Занавески соседнего купе были плотно закрыты. В окне можно было разглядеть тень женщины. По-видимому, она готовила вещи для таможенного досмотра.
Поезд замедлил ход. В окнах замелькали сигнальные огни. Раздался пронзительный свисток, и поезд с грохотом остановился.
Первыми вышли из вагона полицейские агенты и заняли указанный им наблюдательный пост.
В коридоре вагона остался доктор Мартенс…
Двери купе распахнулись. Пассажиры спешили со своими вещами на таможенный досмотр.
Дверь купе, занятого баронессой, тоже не замедлила отвориться… и комиссар в ужасе и недоумении отпрянул назад.
Совершенно незнакомая женщина с темными волосами, в сером дорожном костюме вышла ему навстречу.
Откуда взялась эта незнакомка? Разве баронесса ехала не одна? Или она осталась в купе?
Незнакомка, не обращая внимания на комиссара, прошла к дверям. По дороге она обратилась с каким-то вопросом к одному из пассажиров. Агент Крафт беспрепятственно выпустил ее из вагона.
Расталкивая пассажиров, бросился доктор Мартенс к купе баронессы и изо всех сил толкнул раздвижную дверь.
Купе было пустым!.. Чемоданы чинно лежали на диване…
Это превосходило все, что могла создать человеческая фантазия!.. Ведь незнакомка, только что вышедшая из вагона, была не баронесса, это он видел ясно…
Конечно нет! Это было совершенно невозможно! Ведь он смотрел ей в лицо, слышал ее голос!.. Это была не баронесса!
Значит, незнакомая женщина была ее сообщницей.
Комиссар бросился к дверям.
— Куда девалась незнакомка?
— Какая незнакомка, господин комиссар? — с недоумением спросил агент Губер.
— Высокая черная женщина… Напрягите свою память, Губер! — крикнул комиссар.
— Господин доктор, я пропускал только посторонних… я не знаю, о ком вы изволите говорить, — лепетал сбитый с толку агент. — Баронессы я не видел!
Комиссар бросился в таможню. Ничего!
Он обыскал буфет… Все напрасно!
Высокая черная женщина как в воду канула…
Венский экспресс стоял в Понтафеле сорок минут. Сорок минут пребывал комиссар в состоянии мучительной тревоги, бессильной ярости, униженного самолюбия.
Он никак не мог примириться с мыслью, что в последнюю минуту рухнули результаты трехнедельной тяжелой работы. Он мог преодолеть любые трудности, был готов к самой упорной борьбе, но что его так проведут — этого он не ожидал. Что теперь делать?
Баронесса ускользнула. В этом, увы, не могло быть сомнений. Приходилось считаться с печальной очевидностью. Он в бессильной ярости сжал кулак. И это случилось… с ним!.. Женщина, которую он так тщательно стерег, была незнакомой, вероятно, подкупленной баронессой особой! Он казался сам себе каким-то жалким дураком.
Но как они все это проделали? Ведь он в Венеции своими глазами видел баронессу в окне вагона.
Даже незнакомку он не мог, не сумел задержать. Она, конечно, не теряла времени и находится уже на итальянской земле. У него опустились руки. Его, опытного комиссара, провели, как новичка, как последнего мальчишку. И кто же — женщина!
А баронесса! Сидит себе в безопасности и посмеивается над ним.
Он заскрежетал зубами…
Что делать? Что делать?
Обратиться к итальянским властям? Пойти на скандал, которого его так просили избегать?
Вернуться в Вену и явиться к начальнику тайной полиции с повинной: так, мол, и так, меня одурачила женщина, прошу принять мою отставку — я неспособен продолжать службу.
Опустив руки в карманы зимнего пальто и нервно сжав кулаки, шагал он взад и вперед по платформе.
К нему подошел кондуктор.
— Извините, барин, не вы ли будете доктор Мартенс из Вены?
— Да, я.
— Вот вам письмецо.
— От кого?
— Барыня, которая ехала в купе рядом с вами, приказала передать вам его, когда мы будем в Понтеббе.
Лихорадочно разорвал комиссар конверт и прочел:
«Многоуважаемый доктор, очень сожалею, что мне пришлось преподнести вам этот маленький и неприятный сюрприз. Но иначе я поступить не могла. Во время нашего последнего свидания я просила вас дать мне два дня отсрочки, но вы не пожелали оказать мне эту любезность. Поэтому мне ничего не оставалось, как прибегнуть к обману, как это ни противно моей натуре и моим убеждениям.
Не трудитесь меня искать. Через два, самое большее три дня я тем же поездом, которым должна была ехать сегодня, прибуду в Понтафель.
Венские власти мне не страшны. Я сдержу свое слово, так как больше заинтересована в открытии преступления, чем вы даже можете предполагать.
Еще раз простите, что мне пришлось прибегнуть к мерам, крайне мне неприятным. Я была к тому вынуждена.
М. Шт.».
Комиссар дважды прочел письмо и яростно смял его в руке. Наивно, нечего сказать. Его, кажется, считают за круглого дурака, если могут думать, что он хоть на минуту поверил этой записке.
Надо было действовать не откладывая. Второй раз не удастся обойти его!
Он справился у начальника станции, в котором часу пойдет поезд в Венецию. Ответ был неутешительный: завтра в шесть часов утра.
Он топнул ногой. Вот не везло-то! Он был обречен на шесть часов, долгих, ужасных шесть часов бездействия. Ехать в Венецию в экипаже нечего было и думать! Эту ночь приходилось провести здесь, в томительном ожидании.
