На первом этаже, находящемся почти вровень с землей, еще горел свет. Она подошла к освещенному окну и постучала.
Послышался звук приближающихся шагов, и чья-то сморщенная щека прижалась к оконному стеклу.
Мутный взгляд подслеповатых глаз устремился на баронессу, и старческий голос произнес:
— Кто там?
Баронесса не отвечала и сделала подошедшей старухе какой-то знак.
Та отворила форточку и, приставив губы к самому отверстию, спросила:
— Что вам здесь нужно?
Баронесса наклонилась к старухе.
— Это я, Мета, — быстро прошептала она. — Отвори поскорей черную дверь, и ради бога, не шуми! И приготовь свет!
При звуке знакомого голоса старуха вздрогнула и, пробормотав удивленно «Дио тио»
[1], скрылась в комнате.
Баронесса обежала вокруг дома. У открытой двери ее поджидала старуха.
Ощупывая впотьмах дорогу, прошла баронесса по коридору в маленькую низкую комнатку и, обессиленная, опустилась в кресло, которое старуха заботливо придвинула к камину. Видно было, что молодая женщина здесь дома и все ей знакомо и привычно.
— Завесь окна, Бригитта, прежде чем зажигать огонь.
Маленькая лампа вскоре осветила комнату, и баронесса могла лично убедиться, что со двора ничего не могло быть видно сквозь густо завешенные окна.
Молодая женщина сорвала с себя парик и со вздохом облегчения снова опустилась в кресло.
— Принеси мне теплое платье и сухую обувь. Меня знобит.
Старуха заковыляла к дверям.
— Не ходи наверх. Дай мне какую-нибудь старую юбку Мариетты. Наверно, и сапоги здесь найдутся.
— Мадонна тиа, — залепетала старуха, — баронесса желает одеть такое тряпье! Да вы и шагу не пройдете в наших грубых деревянных башмаках. Я мигом слетаю наверх и сейчас вернусь.
— Нет, останься здесь, — решительно приказала Мета, — я не хочу, чтобы ты зажигала свет наверху. Поживей… подай мне то, что я просила.
При помощи старухи баронесса быстро переоделась.
В камин подбросили дров. Скоро в нем затрещал веселый огонь, освещая старинную мебель, маленькие иконы в углу и распространяя живительную теплоту.
— Теперь приготовь мне чаю, — сказала Мета.
Пока старуха на спиртовке согревала воду, баронесса погрузилась в размышления, не сводя глаз с ярко горевшего огня. Порой она вздрагивала, и выражение тревоги появлялось у нее на лице.
— Слушай меня внимательно, Бригитта. Никто, ни одна живая душа не должна знать, что я здесь. Понимаешь? Держи язык за зубами. Куда ты меня думаешь поместить?
— Разве вы не желаете занять вашу комнату?
— Опять! Ведь если наверху, в господских комнатах, увидят свет, то завтра же все будут знать, что кто-то из нас приехал! Пойми ты это! Приготовь для меня комнату Мариетты. Я пробуду здесь не больше двух дней. А Мариетту, если она приедет завтра, ты пока поместишь как-нибудь.
— Разве Мариетта завтра приедет? — с обрадованным видом спросила старуха.
— Да, по крайней мере, я надеюсь.
Радость увидеть свое детище заметно оживила старуху. Она быстро вышла из комнаты.
Баронесса слышала, как она топила печку в соседней комнате, зажигала огонь, двигала мебель и всячески проявляла свою активность. Не прошло и четверти часа, как она вернулась и доложила, что все готово.
— Вам надо прилечь, барыня, — с материнской заботой проговорила она, — а то вон вы какая бледная да усталая.
Баронесса последовала ее совету. Постель была не из мягких, подушки жестки и грубы, а голова ее полна тяжелых забот, но усталость все преодолела. Ходьба по глубокому снегу вконец истощила силы молодой женщины.
Солнце уже стояло высоко, когда баронесса на следующее утро открыла глаза.
В соседней комнате приготовлен был завтрак.
При появлении баронессы находившийся в горнице седой старик вынул изо рта трубку и низко поклонился молодой женщине.
Мета приветливо кивнула ему:
— Как поживаете? Все такой же бодрый? Жена, вероятно, предупредила вас, чтобы вы не болтали лишнего? Мне нет письма?
— Никак нет. Есть только заказное письмо жене от Мариетты. Она приезжает сегодня днем.
— Слава богу, — с облегчением вырвалось у баронессы.
— Мариетта просит поцеловать ваши ручки, — продолжал старик, — и передать, что все сошло благополучно.
Это известие немного успокоило баронессу, но ненадолго. Она нервничала и едва могла дождаться приезда Мариетты. Но ее тревожному ожиданию все же пришел конец.
Баронесса немедленно заперлась с девушкой и принялась ее расспрашивать. Но та могла сообщить очень немногое.
Из Понтафеля она сейчас же отправилась в Понтеббу. Здесь она остановилась в маленькой гостинице и на следующее утро пешком дошла до соседней станции. В Венеции она пробыла всего час и прямо приехала сюда.
Из Венеции Мариетта привезла телеграмму, полученную на имя баронессы накануне поздно вечером.
«Все устроено, — стояло в телеграмме. — Ф. завтра выезжает из Вены и привезет желаемое».
— Слава богу, все хорошо, — с облегчением вздохнула баронесса.
Но вскоре ею снова овладели мрачные мысли. Целый день просидела она в кресле, задумчиво глядя перед собой.
Бригитта и Мариетта были встревожены не на шутку. Баронессу лихорадило: доктора она звать запретила.
Наконец она позвала к себе старую Бригитту.
— Завтра тем же поездом, которым сегодня приехала Мариетта, приедет сюда господин и будет меня спрашивать. Прибери хорошенько наверху и проведи его в маленькую зеленую гостиную. Вечером я уеду. Ты, Мариетта, не отходи от меня ночью. Ты можешь мне понадобиться. Я чувствую себя нехорошо.
Нечего и говорить, что любопытство обоих стариков было возбуждено сверх меры и они ценой жизни готовы были узнать, что означает таинственный приезд баронессы и ее странное поведение.
За двадцать лет владения сенатора дачей только один раз член семьи Кастелламари был здесь зимой. Старая Бригитта еще помнила ту бурную ночь, когда молодой лейтенант Джиардини Кастелламари приказал впустить себя и вел себя так странно… ни дать ни взять, как теперь баронесса. И тогда, как и теперь, уважение к господам помешало старухе задавать вопросы. Молодого, жизнерадостного лейтенанта видела она тогда в последний раз! Целую неделю скрывался он на даче, затем однажды ночью исчез… чтобы никогда не возвращаться…
И теперь снова происходило что-то похожее на то, прежнее.
