— Нужно прекратить расследование в прежнем направлении, оно ни к чему не приведет, — проговорил начальник тайной полиции. — Этот закрашенный шрам на лбу, фиктивная грязь на руках укрепляют меня в моем первоначальном предположении: покойный никогда не назывался Адольфом Штребингером, как никогда не был рабочим.
Глава III
В последующие сорок восемь часов в полиции царило лихорадочное оживление.
Во все стороны рассылали сыщиков, строчили протоколы, а начальник тайной полиции Вурц с каждым часом становился мрачнее.
Все показания, которые удалось собрать, ничего нового не внесли. Штребингер жил очень уединенно, почти не имел знакомых, редко выходил из дома, обедал в маленькой гостинице на Грилльхоферштрассе, где всегда расплачивался аккуратно, за столом сидел всегда один. Все это давало весьма точное представление об образе жизни убитого, но не проливало ни малейшего луча света на самое преступление.
Розыски незнакомца, скрывшегося через окно, тоже не увенчались успехом.
В кофейной его видели три раза и могли дать приблизительно точное описание его внешности. В доме номер 46 по Грилльхоферштрассе его никто не знал. Было лишь известно, что Штребингера навещал несколько раз по вечерам какой-то господин и что жилец всегда сам открывал ему дверь.
Доктор Шпехт со своей стороны предпринял розыски домино. Он написал по старому условному адресу, поручив полиции наблюдать за почтамтом, но никто не явился за письмом. Служащие же спустя столько времени, конечно, не могли припомнить, кому выдавали предыдущие три письма, адресованные до востребования.
Перед начальником тайной полиции Вурцем лежал на письменном столе протокол предварительного следствия. Он бегло пересматривал его и делал пометки. Затем он задумчиво поглядел в окно, затянулся сигарой и позвонил.
На звонок явился один из агентов.
— Попросите ко мне доктора Шпехта.
— Здравствуйте, доктор, садитесь, — обратился он к вошедшему комиссару. — Мне надо переговорить с вами. Как вам известно, министр полиции весьма заинтересовался убийством на Грилльхоферштрассе. Это вполне понятно. В высших сферах страшно взволнованы пропажей бумаг, а так как эта пропажа находится в связи с убийством, то неудивительно, что министр полиции обратил внимание на это дело. Он надеется, что нам удастся решить загадку. Через час я должен доложить ему о достигнутых результатах и получить дальнейшие указания. Нет ли у вас чего-нибудь нового?
— Ничего. Я еще раз допросил хозяина квартиры и прислугу, установил наблюдение за почтамтом, но, увы, все напрасно.
— Это надо было предвидеть. Ваша анонимная корреспондентка, конечно, больше не появится. Я думаю, что в этом направлении поиски останутся безрезультатными. Вчера я снова был на Грилльхоферштрассе и пришел к убеждению, что выстрел, которым убит неизвестный, не мог быть сделан с улицы.
— Позвольте… но как же… как же, по-вашему, совершено преступление?
— Окна первого этажа расположены слишком высоко. С улицы видны только плечи и голова сидящего за столом человека. Я в этом убедился и приказал все точно промерить. Дыра в окне и отверстие, пробитое пулей в картинной раме, расположены на одном уровне. Если предположить, что стреляли с улицы, то оба отверстия никак не могли находиться на одной прямой и пуля должна была пробить не нижнюю, а среднюю часть рамы, иначе следует допустить, что пуля летела параллельно. Из всего этого ясно, что выстрел должен был быть произведен с какого-нибудь места, расположенного на одной высоте с комнатой убитого!
— То есть, например, человеком, стоящим во весь рост в экипаже, — перебил доктор Шпехт.
— Я догадываюсь, на что вы намекаете, — ответил начальник тайной полиции, — но не думаете ли вы на самом деле, что человек приехал на автомобиле, чтобы совершить убийство? Все-таки ведь это не так просто. Нет, голубчик, это предположение не выдерживает критики.
— Но откуда же последовал выстрел, если, по-вашему, ни с улицы, ни в комнате не стреляли?
— По всей вероятности, из дома, расположенного напротив. Улица неширока. Штребингер был ярко освещен горевшей лампой. Напротив его комнаты находится запертая, нежилая квартира. Ключ от нее у управляющего. Вот то, что мне хотелось в первую очередь вам сообщить.
Доктор Шпехт вынул записную книжку и приготовился записывать.
— Нет, прошу вас, доктор, не трудитесь. Это я сообщил вам только для сведения, и вы меня обяжете, если не будете больше заботиться об этом. Невозможно работать одновременно в двух различных направлениях. Из моего доклада министру полиции вы увидите, как страшно осложнилось это дело. Тут нужен не один, а несколько человек, которые бы занялись им исключительно. Поэтому, любезный доктор, сообщите все, что вам известно, вашему другу доктору Мартенсу, и приезжайте с ним к министру полиции. Только поскорее, нам осталось полчаса до доклада.
Доктор Шпехт вышел из кабинета своего начальника в весьма подавленном состоянии духа.
Между тем Вурц снова углубился в изучение данных предварительного следствия, надеясь прийти к какому-нибудь выводу на основании данных измерения расстояния между обоими домами, малого калибра смертоносного оружия, кривой полета пули и т. д. Но ему не дали сосредоточиться.
В комнату вошел элегантный молодой человек с благородными манерами.
— Очень извиняюсь, что беспокою, — проговорил он, — но в передней я не нашел никого, кто бы мог доложить обо мне.
— А-а, здравствуйте, барон, садитесь, пожалуйста. Мои люди с ног сбились. Как хорошо, что вы так пунктуальны, совсем по-военному. Я просил вас заехать, чтобы вернуться к нашему разговору. Сегодня я могу сделать вам вполне определенное предложение.
Вурц откинулся в кресле и, видимо, что-то соображал.
— Итак, чтобы перейти прямо к цели, скажу вам, что у меня есть для вас дело. Если вы сумеете зарекомендовать себя в нем с хорошей стороны, то место у нас вам обеспечено.
Молодой человек слушал с удивлением.
— Неужели правда? — обрадованно воскликнул он.
— Несомненно. Слушайте хорошенько. У вас должны быть связи в высшем обществе, а нам необходимо учредить в нем следствие, негласное, само собой разумеется. Имена я вам укажу, конечно, в том случае, если вы согласитесь на мое предложение.
— Прошу извинить меня, — смущенно возразил молодой человек, — к сожалению, это для меня совершенно невозможно.
— Почему?
Молодой человек замялся:
— Право, не знаю, как бы вам это объяснить… Всего неделю назад я сам обратился к вам с просьбой найти мне дело… отчасти потому, что чувствую призвание к этому занятию, отчасти из желания иметь определенную службу с тех пор, как я снял мундир. Но, видите ли, проникнуть в общество близких мне людей в качестве шпиона — этого я не могу.
