– Верёвка есть?
– Какая верёвка, товарищ подполковник?
– Чтоб меня выдержала. И чтоб хватило спуститься со второго этажа на первый.
– У меня есть, товарищ подполковник, – водитель полез под сиденье и вытащил моток верёвки.
Виновато посмотрел на раненого, видать, спёр где-то.
Я обошёл здание слева. Забрался в окно первого этажа, вот чёрт, в палату беременных. Те и так были напуганы, а теперь вообще застыли кто как и в чём сидел. Я пробормотал что-то извинительное, проскакивая к выходу. Теперь, даже если эти гады просматривают коридор, меня им не увидеть. Поднялся на второй этаж и нашёл палату над приёмным покоем. Окон в нём было два, надо было понять, где вернее всего стоит наблюдатель. По идее, кушетка была возле левого окна, а значит, стоять будут у правого. Кушеткой они попытаются воспользоваться по-другому.
Я подёргал батарею, крепко сделано, на века. Привязал верёвку, тихо открыл окно и выбрался наружу. Дальше всё произошло быстро. Снизу раздался женский вскрик, а потом мужской звериный вой. Я прыгнул, вышибая ногами раму. В комнате был разгром. В двух шагах от кушетки корчился на полу человек с ножом в паху. Ещё один стоял у второго окна с винтовкой, направленной в мою сторону. Третий одной рукой схватил Натали за горло, а другой приставил ей ко лбу пистолет. В дальнем конце комнаты вжалась в угол практически голая девушка. Кажется, её звали Валя, тоже медсестра.
Дальнейшее произошло за секунды. Держа пистолет в правой руке, я всадил пулю посредине лба человеку с винтовкой. И одновременно нанёс удар сомкнутыми пальцами в грудь главарю. Рука, пробив рёбра, добралась до сердца. И я чуть-чуть его сжал. Пистолет брякнулся на пол, на меня взглянули ставшие огромными и чёрными глаза, и серые губы шепнули:
– Не надо…
Мало кто может сказать, что испытывал это ощущение, как чья-то рука сжимает твоё сердце. Я думаю теперь, даже если эта мразь чудом выживет, он будет бояться всегда. Теперь я как следует увидел Натали. От её одежды тоже мало что осталось, блузка в клочья, одна из бретелек лифчика оборвана, и он сполз, открывая грудь. Юбка вспорота почти доверху. Ножом. И рядом человек с ножом в паху.
Я вспомнил, как позавчера, кажется, показывал ей приём от удара ножом снизу. У него было два окончания: выбить нож или вогнать его в пах нападавшему. Картинка получалась ясная. Бандит вспорол Натали юбку, уже не ожидая сопротивления, и оказался в позиции, с которой Натали учила этот приём. И она его провела. Очень удачно. Махно, судя по полученному мной описанию, это он, теперь станет Манюней. Его вряд ли амнистируют по инвалидности, а на нарах мужика без «мужских причиндалов»…
Я подошёл к двери, взял два из висящих там медицинских халатов и подошёл к девушкам. Натали взяла халат, надела и снова замерла, глядя на лежащего человека с дырой напротив сердца. А затем пошла к столу, достала бинты, вату, какие-то бутылочки и начала бинтовать рану. Вторая девушка не прореагировала, когда я протянул ей халат. Пришлось мне её одеть. Тем временем Натали наложила тампон и, обернувшись ко второй, позвала:
– Валя, посмотри, что с этим.
Валя не реагировала, тогда Натали подошла и… дала ей пощёчину. И ещё одну. Девушка, наконец, начала реагировать.
– Слава богу, вернулась. Помоги коротышке, а то сдохнет.
– Помочь? После того, что они хотели с нами сделать? Да пусть дохнет, сволочь, всем легче жить станет.
– Валентина, ты медработник. Ты обязана спасти жизнь, а решать, что с ним делать, будет суд. А если ты хорошо посмотришь, то жизнь для него худшее наказание, чем смерть.
Валя подошла ближе, присмотрелась и засмеялась. Да, таким смехом, наверное, смеялись ведьмы, насылая порчу на неверного мужа. Жутковатенько. А потом начала оказывать помощь.
Я разбаррикадировал дверь и пошёл к выходу. Из дверей вышел прямо под стволы десятка винтовок и пистолетов. Ничего, быстро реагируют. Правда, что делать не знают. Надо им подкинуть идею ОМОНа. Ко мне подошёл водитель.
– Ну как, товарищ подполковник?
– Один труп, если я не ошибаюсь, Ноль. Двое ранены. Корень в грудь, тяжело, а Махно остался без, как бы сказать покультурнее… без мужской гордости.
Стоящие вокруг нервно засмеялись.
– А лейтенант? И Витя, рядовой Смирнов?
– Погибли на месте. По нескольку ножевых ранений у каждого.
Ещё несколько часов шло дознание. Собирали показания, составляли протокол. В самом странном положении оказался врач, который осматривал Корня в больнице. Когда бандиты напали на конвой, он бросился в свой кабинет и сидел там, не шевелясь, пока к нему не постучалась милиция. Он вроде и не виноват ни в чём, но…
Поздно вечером я привёз Натали домой. Она по-прежнему была в том же халате, который я на неё надел. Мы почти не говорили по дороге. И только у дверей она взяла меня за руки.
– Если ты будешь рядом, я ничего не боюсь. Только не оставляй меня.
Я обнял её.
– Ты под моей защитой. Навсегда.
Мы поцеловались. Первый раз. И это был первый настоящий поцелуй в обеих моих жизнях. Он взорвался китайским фейерверком в голове, влился расплавленным золотом в лёгкие, понёсся пузырящимся шампанским от сердца по всем артериям и венам. Как у Грина: улей и сад. Когда мы, наконец, вошли в квартиру, перед нами снова стояла Патрисия.
– Извините, Патрисия, я немного опоздал. Но с Натали всё в порядке, доставил домой целую и невредимую.
Насчёт невредимой я слегка приврал. Досталось ей немало. Синяки и царапины на руках и груди. На передней части бедра и в нижней части живота порезы. Слава богу, неглубокие, следов не останется. Это мне сказал старенький доктор, который их обеих осматривал. Кстати, Вале, которая от испуга почти не сопротивлялась, досталось куда меньше. Физически. Психически она пострадала куда сильнее. А Патрисия посмотрела на Натали, на меня, сказала «Спокойной ночи» и вслед за дочкой ушла в свою комнату. А я в свою.
В пять пятнадцать, когда я, в полевой форме, вышел из комнаты, как всегда направляясь в расположение на физзарядку, мне навстречу вышла Патрисия. Молча подошла, поцеловала в обе щеки, провела ладонями по лицу и ушла к себе. А ощущение благодарности, которое от неё исходило, – осталось. И, наверное, мне больше не надо волноваться, как она относится к нашим встречам.
Но это всё лирика. А в мире творится что-то странное. Я точно помню, что к концу лета Прибалтика и Молдавия были уже в составе СССР. А тут почти середина июня, и ничего. Мало того, прибалты, будто сговорились, обратились к Германии за защитой «от большевистской агрессии». И немцы пообещали. Мало того, ввели войска в приграничные районы. Войска, освободившиеся после победы над Францией. А Сталин молчит. Не требует объяснений, почему нарушен пакт Молотова – Риббентропа. Интересненько, что он задумал.
В части всё шло своим чередом. Учёба. В основном командиры справлялись сами, но иногда, когда они тоже были не очень в курсе, приходилось вмешиваться. Так было в начале на огневой подготовке. До сих пор все считали, что десантник – это тот же пехотинец, только с парашютом. А значит, и стрелять он должен спокойно, из положения лёжа. Ну, может быть, с колена. А уж не целясь от живота, навскидку – это ерунда. Трата патронов.
