Награды рядовым и сержантам вручал Жуков лично. Мне он симпатизировал, и, что интересно, не только из-за удачного боя. Ему, оказывается, жаловался на меня Болдин за ругань. Жуков выслушал, поинтересовался, как именно я его обругал, а потом обрушил на беднягу все оставшиеся не использованными ругательства. За то, что не использовал правильно то, что имел, обиделся, когда «обложили», и подставил Жукова лично. Знал ведь, что мы на личном контроле Ставки. Поскольку всё обошлось, ко мне Георгий Константинович проявил повышенную благожелательность. Подозреваю, что орден Ленина – это её часть.
27 августа, через месяц после получения приказа, мы вернулись домой. И не узнали его. Нас встретили новенькие казармы и учебные классы. Летунов встретила полностью бетонированная взлётка и обновлённые ангары и склады. А ещё нас ждали квартирные ордера. Нас – это офицеров батальона и ДТАБ (десантно-транспортная авиабригада). А также прапорщиков и сверхсрочников.
Вот это было чудо. Городок был построен. Дома, школа. Только «Дом офицеров» и магазин были в процессе, но уже на стадии отделки. Я, если честно, поначалу расстроился. Был уверен, нагнали заключённых и заставили пахать как рабов божьих, днём и ночью. То, что оказалось на самом деле, было, как бы это сказать, – бальзамом на душу. Городок действительно строили заключённые. Только освобождённые заключённые, добровольно. И не только те, кто начал как бесконвойник, но и те, кто до освобождения у нас не работал.
Оказывается, ходили слухи, что городок строился по рекомендации человека, с которого начался процесс реабилитаций репрессированных. И уговорил Сталина отправлять политических на работы без конвоя, пока их дела пересматривают. Всё, знаю, откуда ноги растут. Придушу Пушкина, хорошо хоть имён не назвал. Кроме того, когда название нашей бригады замелькало в газетах, стали приходить помогать местные добровольцы. Сначала активисты аэроклуба, потом их родные, а потом почти все жители, кто мог принести пользу на стройке. Вот такой БАМ, без всяких лозунгов, от души.
Если честно, то даже я слегка офигел от проявленной «в верхах» щедрости. Судите сами, холостой лейтенант, ну или прапорщик, получал двухкомнатную квартиру. Женатый уже трехкомнатную. Правда, теперь, до появления третьего ребёнка он оставался в тех же трёх, но… Сколько семей с двумя, и тремя, и четырьмя детьми до сих пор ютилось в комнате в коммуналке! А тут отдельная квартира.
Дальше шло должностное увеличение, но пятикомнатных квартир было по две в доме, так что сами понимаете. Хотя было одно исключение. Для меня. Мою квартиру строили по спецпроекту, не иначе. Во-первых, она была двухэтажная. Во-вторых, в моём салоне запросто могла поместиться обычная однокомнатная квартира. Целиком. Ну и пять комнат, одна из которых, явный кабинет, выходила окном в сторону лесополосы или заброшенного парка, я так и не понял до сих пор. Если одним словом – хоромы. Серега, когда увидел, только свистнул.
Пушкин этой квартирой очень гордился, хотя на вопрос, кто это его надоумил, молчал. Что само по себе является ответом. Оставалось эту громаду обставить, и можно жить. Одна мелочь, квартиры ведомственные. То есть переводят в другую часть, и аля-улю. Но до тех пор – круто. Даже Оболенский решил своих из Москвы перевезти. Про остальных не говорю, что называется «полный отпад». Но всё равно люди не перестают меня удивлять. Они гораздо проще, чем в моё время, но и гораздо человечнее, что ли.
Хотите пример? Пожалуйста. Серёга и Лена Громова, ну, наш начальник медслужбы, получили по ордеру. Лена на две, как одиночка, а Серёга на три, всё-таки начальник «СМЕРШ». И вернули ордер Елены. Они, черти, женятся. Какого? Да в наше время там бы такие комбинации крутили… А тут просто поблагодарили и сказали, что один ордер лишний. Правда, вернуть им пришлось оба. Им дали четыре комнаты, а не три, Серёге по штату положен кабинет. И вообще, офицерам штаба от батальона и выше. И летуны радовались, им тоже вручили. Кстати, их становилось всё больше и больше, прибыли ещё две десантные, одна транспортная и одна медицинская машины. И вообще, большая часть кадровых военных переселилась в новый городок. Это, кстати, освободило довольно много жилплощади для горожан.
Едва успели вселиться, половина моих офицеров, во главе с Серёгой Голубевым и Батей, поехала в Москву, за орденами. Они были там три дня, приехали в полном восторге. А ещё через пару дней настала и моя очередь. Что было очень кстати. Появилась нужда пообщаться с Верховным, а если я буду в Москве, он наверняка организует встречу. Причём инициатива будет не моя, что хорошо. Блин, становлюсь политиком, начинаю думать о ходах в этой игре. А тем для общения было много. Например, полный отстой в производстве товаров народного потребления. Или всё более явно проявляющееся «барство» власти.
Я готов отказаться от своей спецквартиры, хотя она мне чертовски нравится. Но чтобы эти морды жили как все. А то продукты домой – с отдельного склада. Квартиры, какие самим захочется и без всякой там очереди. И так далее. Ну, и военных тем парочка проявилась. Те же зенитные спарки на колёсах. Или обкатка солдат танками, чтоб не бежали, едва увидят. И про истребительное прикрытие операций. Короче, на пару ночей без сна хватит. Кроме того, была одна очень серьёзная тема, самая опасная из всего. Тут могло или всё и навсегда пойти по совершенно другому пути, или меня тихо кончат и прикажут забыть, что я был. Ну, и у товарища Сталина могли возникнуть вопросы и идеи.
Награждение проходило в Кремле. Вручали только высшие награды: Боевого Красного Знамени, орден Ленина и Золотую Звезду. Церемония была торжественная и длинная. Время от времени кому-то из награждённых давали слово, и он благодарил партию и правительство за высокую честь. Причём некоторые говорили здорово, от души, но большинство зачитывали готовый текст. Слава богу, не по бумажке, хотя всё равно звучало казённо.
И что смешно, награждали в алфавитном порядке и меня пропустили. Уже сотни полторы собравшихся получили свои награды из рук «всесоюзного старосты» дедушки Калинина, Мамочкин сидел рядом с Золотой Звездой Героя и орденом Ленина, а я, типа, в гости зашёл. Михаил Иванович закончил и вернулся за стол президиума. А из-за стола встал Сам. Зал встал, вдохнул и взорвался аплодисментами. Выдохнуть как-то забыли. А Сталин, улыбаясь, стоял на трибуне и ждал.
Когда хлопки смолкли, он начал зачитывать Указ об учреждении ордена Суворова. Но не как в моё время трёх степеней: для командующих фронтами и командармов, для комдивов и командиров бригад и для командиров полков и батальонов, а четырёх. Четвёртая степень была для офицеров до ротного звена и рядовых, чьи решения на поле боя привели к победе. И учредили его не в 1942-м, а в 1940 году. И первым награждённым был я. Вот теперь мне вручили моего «Ленина» и кроме того орден Суворова второй степени. Не третьей, как положено по должности, а второй. Он что, действительно прочит меня на комбрига?
Спасибо, конечно, я польщён, но нет, не соглашусь ни за какие коврижки. Мне сначала нужно академию закончить, потом опыт приобрести. А получать его ценой жизни своих ребят я не хочу. Это ещё одна тема для разговора со Сталиным. Второй орден Суворова, первой степени, получил, разумеется, Жуков. И ещё одним был тот младший лейтенант, теперь майор из тяжёлой артиллерии. Потом был праздничный ужин в ресторане в компании с новоиспечёнными кавалерами высоких наград. А потом за мной прислали. И повезли.
