Люди перестают понимать зачем. Если они живут плохо и их дети живут плохо, то как поверить в то, что внукам будет лучше? Почему не построить завод, производящий автомобили для личных нужд? При наших просторах машина – это стопроцентное средство передвижения, а не роскошь. Тем более что руководители сколько-нибудь значительного ранга ездят на машинах. Они, конечно, государственные, но используют их вполне как личные.
Как и распределение продуктов из спецраспределителя или жильё. Как простой Вася у станка или рядовой инженер могут продолжать верить власти, когда руководство завода живёт как бояре, а им рассказывают о необходимости жертвовать ради будущего. Когда семьи из четырёх-пяти человек живут в одной комнате, а партийные работники вдвоём-втроём в трёх комнатах, если не в четырёх.
Когда дети руководителей каждый день щеголяют в новых костюмах, а у простых ребят одна выходная пара штанов на этаж в общежитии. Никакая пропаганда не поможет. Люди слышат одно, а видят другое и не понимают почему. Необходимо создание мощной промышленности товаров народного потребления. Одежда, обувь, мебель, техника, жильё. Всё для удобной жизни. Не всё сразу, конечно, но чтобы видели – делается.
Построили сто новых домов по 50 квартир, двадцать тысяч человек получили новое жильё. Построили завод по производству мебели с проектной мощностью, бог его знает, сколько гарнитуров в день. Поскольку в новых домах вода течёт из крана, построили завод по производству стиральных машин, теперь женщина после работы может отдохнуть, а не стирать вручную за всей семьёй.
Сталин покачал головой. Его первое движение с начала моей речи.
– Американский писатель Уэллс назвал Владимира Ильича Ленина великим утопистом за план провести электричество в каждый дом. Как же мне называть вас?
– Трусом, товарищ Сталин. Я боюсь снова понять, что страна движется к самоуничтожению. Снова слышать громкие лозунги на улице и рассказы, как «правильно» жить, на кухне. Видеть, как бабушки занимают очередь за молоком в четыре утра, а женщины ходят кругами по рынку, стараясь купить мясо по приемлемой цене, потому что в магазинах его просто нет. Точнее, оно есть, но не для всех. Слышать о людях, которые умерли, не успев получить долгожданную квартиру, и в неё вселяются не их дети, а любовница секретаря райкома партии. Я очень этого боюсь.
Сталин смотрел на меня. Без злости, которой я ожидал, просто очень серьёзно и пристально. Держа в руке давно погасшую трубку.
– Вы хотели поговорить ещё о чем-то?
А, погибать, так с музыкой.
– Да, Иосиф Виссарионович. О закрытых границах. Это бьёт по нам в первую очередь. Наши люди не знают, что происходит там, а иностранцы не знают, что происходит здесь. О жизни за границей люди узнают из фильмов и книг, а там показана глянцевая картинка. И даже если на ней куча мусора, то он тоже глянцевый. А простые люди там тоже не знают, как мы живём. Знаете, даже в моё время простой американец был уверен, что русские пьют водку из горлышка на завтрак, ходят всегда в валенках и ушанках, ничего не умеют делать и ездят на медведях.
У людей стирается понимание, где правда, а где пропаганда. Кино убеждает их, что любой работяга на Западе ездит на своей машине и живёт в двухэтажном доме. А живёт в одной комнате и ездит в переполненном автобусе нищий. А смотрит это кино вышеупомянутый Вася. И отождествляет он себя с нищим. И справедливо возмущается – за что боролись. Так пусть поедет и посмотрит, как там живут рабочие. И что происходит с теми, кто работы лишился и на кого всем наплевать. А оттуда пусть приедут и поймут, что если даже у нас нет виллы у каждого рабочего, но нет и бездомных.
Может, специалисту платят и меньше, но работа гарантирована всем. Как и образование, и медицинское обслуживание. А кто захочет уехать… Да чёрт с ним. Пусть едет. Если мы открыты, если любой может приехать и посмотреть на нашу жизнь, то кто будет слушать его стоны и вопли. А без этого он никто. И никому не интересен. Пробьётся – молодец, причём будет помнить, что никто ему не мешал. Не сумеет – может приехать назад, но начинать придётся с нуля. Мне кажется, что так будет правильнее.
Сталин продолжал смотреть. Взгляд перестал быть просто серьёзным. Верховный напряжённо думал. С одной стороны, я не враг, я пытаюсь помочь, я делюсь информацией. С другой, то, что я сейчас сказал, – это ересь, граничащая с изменой. Тут гений ты или нет, быстро не сообразишь. Он встал, я тоже.
– Идите, товарищ Доценко. Погуляйте по Москве, пройдитесь по магазинам. Мы подумаем над вашими словами.
Сталин указал мне трубкой на дверь. Спокойной ночи не пожелал, назвал по фамилии. Хорошо, если за дверью меня не ждут. Не ждали. В смысле ждал обычный охранник, который проводил к выходу. Меня поселили в гостинице «Москва», в номере, выходящем на Кремль и Манежную площадь. Спать я лёг около двух ночи, но подскочил в шесть утра. Провалялся в постели до семи, сделал зарядку. Ничего.
Сходил, позавтракал в ресторане. Опять ничего. Тогда я решил выполнить приказ старшего по званию и отправился гулять. Москву я видел в основном зимой – весной. А сейчас конец лета. Красота. Погулял в Александровском саду, прошелся по Арбату. Заглянул в давешний антикварный магазин. Мой старый знакомый продавец суетился перед шикарной дамой. Меня он не узнал, что немудрено. Он-то помнил какого-то парня в куртке и шапке, а не подполковника десантных войск с орденом Ленина, орденом Суворова 2-й степени, знаком «Отличник РККА» и значком «Инструктор-парашютист» II степени с подвеской 200 прыжков. Что на данный момент соответствовало действительности.
Одним словом, выглядел я ничего себе, девчата стайками ходили следом, шептались, пересмеивались. Люблю я эту свою новую жизнь, в старой с девушками у меня всегда было слабо. Назло кондуктору заходил во все магазины по пути. Пусто. Да, что-то на полках лежит, а купить нечего. Блин, я же думал, что утрирую, зимой, помню, показалось, что всё нормально. Пошёл назад в гостиницу. Пообедал в ресторане, вернулся в комнату.
Не, я так не играю. Это ж можно помереть от напряжённого ожидания не знаю чего. Вспомнил объявление в газете и отправился на ВСХВ, Всесоюзную сельскохозяйственную выставку. Мы её знаем как ВДНХ. Да, скажу я вам, этого я не ожидал. Я же помню современный мне вариант с космическим кораблём, самолетами, кучей магазинов. А тут действительно выставка сельского хозяйства. Поля и опытные участки, мини-сады и огороды. Павильон техники и типовые здания сельсоветов и МТС. Павильоны союзных республик, каждый в своём национальном стиле.
Этакое путешествие с севера на юг и с запада на восток. Нет, действительно здорово, хотя я и не большой любитель сельской жизни. Мне город подавай, в крайнем случае, романтику путешествий по дебрям дикой природы. Но всё равно класс. Перекусил в какой-то узбекской чайной. Поздно вечером вернулся в гостиницу с тайной надеждой, что меня ждут у входа. Не ждут. Хреново дело, Верховный сильно задумался, раз не прислал вообще никого, ни посыльного, ни конвой. Ладно, утро вечера мудренее, лягу спать.
Ага, размечтался. Ну, дядя Джо, ну Генералиссимус всех детей. Меня подняли в час ночи и повезли на дачу. Сказали, что приказано прибыть в повседневной, а не в парадной форме. И повезли мимо Лубянки, чтоб проснулся побыстрее. В кабинете Сталин снова был один. Ни о каких посиделках речи не было, всё строго по-деловому. Я почему-то отметил, что привычной трубки на столе не было, только коробка папирос. Зато взгляд снова был спокойный. Он принял какое-то решение, теперь бы знать какое. Хотя о чём это я, вот сейчас и узнаю. Для этого, небось, и привезли.
