– Ага. Вроде и дежурил в Новый год, и смена не из лёгких, сам говорил, что ворьё распоясалось, а светишься, как новый грош.
Он снова рассмеялся.
– Да радость у меня. Рапорт мой удовлетворили, направляют в школу комсостава погранвойск. Я срочную там служил, а сейчас, ну, когда финны полезли, решил, что моё место там. Отучусь на курсах, а там – граница.
Он снова счастливо засмеялся. Мы свернули в одну улицу, в другую, прошли какой-то переулок, снова вышли на улицу и подошли к «Дому приезжего». Дом как дом, похож на типичные общаги КЭЧ. Я сам в такой жил, лейтенантом. Внешне – будто один человек строил.
– Ну, вот и пришли, – сказал Борис, – помочь с регистрацией?
– Да нет, справлюсь, спасибо твоему командиру. Иди, празднуй Новый год и рапорт, и что там ещё хорошего в стране. И ещё раз спасибо!
Мой новый приятель пошёл своей дорогой, а я поднялся по ступеням, отряхнул снег с ботинок и потянул на себя тяжёлую, обитую снизу железом дверь. Да, изнутри это тоже общага. Только вот дежурная сидит очень колоритная. Плотная тётка с круглым лицом, в платке, повязанном по-комсомольски. Могла бы быть даже симпатичной, если бы не выражение лица. Вот это настоящая держиморда! Ща как гаркнет: «Как стоишь, скотина!»
Тётка посмотрела на меня и, хоть не гаркнула, но рыкнула:
– Ну?!
Я протянул ей ордер, выданный милицией, и, по ходу того, как она читала, её лицо изменилось. Тётка, нет, теперь уже женщина, заулыбалась, на щеках появились ямочки, и оказалось, что она вполне может приятно оживить серость окружающей обстановки. Через пять минут я стоял в комнате, а дежурная, которую звали Галина Степановна, объясняла мне, что туалет в конце коридора (первое отличие, в моей общаге он уже был в комнате), коек четыре, но я, пока, один и могу выбирать любую. Тут же, попутно, уточнила, что столовая работает с 6 до 9, потом с 12 до 14 и с 17 до 21 часа. Если потороплюсь, могу ещё успеть. Я поблагодарил, сказал, что займу койку справа у окна, и пошёл в столовую.
Через час, примерно, сидя на койке и привалившись спиной к стене, я пытался унять дрожь. Уж не знаю, обед меня так расслабил или «завод» где-то кончился, но войдя в комнату и закрыв за собой дверь, я начал трястись. Меня натуральным образом колотило, и я почти ничего не мог сделать. Похожее состояние я видел много лет назад у курсанта из соседней роты. На прыжках у него не открылся основной парашют, а когда он попытался открыть запаску – оказалось, что шпилька кольца загнута! Он, со страху, порвал ранец руками!!! Это тройной прошитый брезент с усилением по краям. Как говорил мой первый инструктор: «Жить захочешь – за три секунды летать научишься!»
Парень тогда приземлился, собрал парашюты в сумку, пришёл к старту, и его затрясло. Выручил капитан из ПДС, который начал на него орать, требуя сделать то-то и то-то, короче, соблюдать инструкцию. И помогло! Я и начал, мысленно, на себя орать. Такие эпитеты использовал… Повторять не буду, а то придётся вызвать себя на дуэль. Кое-как успокоившись, начал думать о наболевшем. В смысле о том, как жить дальше. Ладно, уж не знаю каким чудом, но дня три-четыре у меня есть. И это само по себе – нечто!
Ведь не задержали, не обыскали, ничего. А время-то военное. Заявление, запрос и, пожалуйте, справка, подтверждающая личность. И всё это за 5–6 часов. Может, это и есть та самая «дополнительная защита», о которой говорил голос в моей бедной голове? Что-то мне все очень легко верят, улыбаются, душу открывают. А я ведь по жизни – волк. Ну, одиночка. С людьми схожусь тяжело, познакомиться – проблема, а тут – просто душа компании. Так что спасибо этим экспериментаторам за полезную черту характера.
Только это всё лирика, а вопрос остаётся открытым – что делать? Начнём сначала. Сегодня 1 января 1940 года. Времени на раздумья у меня нет, дня через 3–4, максимум через 5, меня отправят в Харьков. В лучшем случае. Или дед, старлей НКВД, сообразит, что я не я и ксива не моя! Значит, в Харьков мне нельзя. А делать что-то нужно. О финской кампании я знаю мало. Так, кое-какие даты и события. Военные, а также как внутри – так и внешнеполитические. Но дальше…
22 июня, разгром, миллионы жертв, разруха. Потом Хрущев, ХХ съезд, Брежнев, Горбачёв, развал СССР и венец – паспорт громадянина незалэжной Украины. И чтобы этого не было, надо драться. Я неплохо знаю период начала войны. Обладаю знаниями из своего настоящего. Надо только разобраться, как это использовать. И для начала – к кому обратиться. И по всему получается, что только к «Самому», то есть к товарищу Сталину лично. Иначе просто не дойдёт до него эта информация. Каждое последующее звено будет её кастрировать. Одновременно со мной или только на бумаге, но до Верховного оно дойдёт как ещё одно донесение о войне с Гитлером. И всё, баста, ничего не произойдёт.
Надо идти напрямую. Только как? Использовать имеющиеся навыки проникновения на охраняемый объект? Глупо и имеет мало шансов на успех. Даже в случае удачи – реакцию Сталина на такой способ представиться я себе представляю. Он изначально не будет мне доверять, а значит, глухо. А мне нужно его заинтересовать. Так заинтересовать, чтобы не возникла у него идея проверить меня с помощью сотрудников товарища Берии или работников института Склифосовского. Ну не люблю я, когда мне да за моё же добро почки отбивают или в рубашку пеленают.
Так что, нужно что-то простенькое, но со вкусом. Как у мамы в детстве – написала письмо Сталину – получила ботинки. Опаньки, а ведь это оно и есть. Не ботинки, конечно, но идея. Как там мама рассказывала? Ей зимой не выдали ботинки, положенные дочери погибшего офицера, приехавшей из эвакуации, и она написала письмо лично товарищу Сталину. И через неделю получила ответ за его подписью. Причём личной, не факсимиле. И ботинки ей, в тот же день, принёс директор школы домой. Как она вспоминала, он был весь в снегу, а лицо было белее снега. Короче, чувак сообразил, что если сегодня не принесёт ботинки, то завтра сам может сменить тапочки на сапоги. А может, ему объяснил кто, не знаю. Но факт. За неделю мама получила ответ! И это то, что надо.
Я вышел в коридор и спросил у дежурной, где можно достать пару листов бумаги, перо, чернила и конверт с маркой. А, кстати, ведь моя идея о дополнительной защите, кажется, верна! Тётку просто ветром сдуло, и через пять минут, не больше, у меня было всё необходимое. Это вместо того, чтобы меня послать! На почту… Вот бы в моём времени так работали девушки из регистратуры. Ну, хотя бы в шикарных гостиницах. Ну, да ладно, к делу, пока я так здорово соображаю. Первые пару листов я порвал на мелкие клочки и бросил в урну. Только к часу ночи, уже 2 января я закончил окончательный вариант. Выглядел он так:
Товарищ Сталин!
Я обращаюсь к Вам лично ввиду крайней необходимости. В настоящее время я со справкой из органов милиции на имя Доценко Егора Петровича проживаю в «Доме приезжих» по направлению от неё же. Так случилось, что я обладаю сведениями особой важности. Источник этих знаний я могу объяснить только при личной встрече, но прошу поверить, что они безмерно важны для нашей Родины. Чтобы было понятно, о чём речь, я приведу несколько фактов, которые произошли или должны произойти в ближайшее время.
