Не успел он так подумать, как призрак замер.
Какое-то мгновенье – ничтожное и чудовищно огромное – он был неподвижен. Но затем стал медленно поворачиваться в сторону человека, словно угадал присутствие постороннего в своих владениях.
Адские глаза еще не показались из-под капюшона, когда оцепеневший от ужаса охотник чудовищным усилием воли сбросил оторопь и пустился со всех ног прочь.
Несся, ни жив ни мертв, потом вспомнить не мог, как очутился на том самом берегу, границе, через которую не смели ступать динозавры. Тут он опасливо оглянулся.
Никого.
Жив!
Дикая радость охватила всего, чуть не обожгла – у дикарей такие перебросы эмоций обычное дело. Пустился в лютый пляс, бешено орал, бил себя в грудь, корчил зверские рожи. Победитель призраков, ясное дело! Наскакавшись вволю, воинственно попер домой, то есть в пещерный жилой комплекс.
Отдохнув, пожрав и поспав, он занялся самоанализом и понял, что не угомонился. Дух конкистадорства властно потянул его туда, в Долину. Решил сходить, взяв напарника.
Выбрал молодого, здоровенного, но дурака – самое то. Объяснять ничего не стал – просто пошли со мной, и все. Тот балбес пошел.
Опять же поначалу там ничего такого не было. Однако уже после нескольких первых шагов молодой стал дрожать – чутье сработало.
– Тут это… – забормотал он. – Тут не то… Слышь! Не то… Айда отсюда!
– Тихо! – сурово цыкнул старший. – Дурак! Заткнись! Идем.
Тот поплелся, но стал трястись пуще прежнего.
Старший, сказать правду, сам сильно дрейфил, чутье у него было развито еще лучше. Но смутно осознаваемое самолюбие толкало вперед. Страх сжимал душу – и на сей раз, что странно, он как бы подымался от земли, втекал в тело снизу… чего в прошлый раз не было.
Он не успел еще осознать этого, как юный помощник взвизгнул дурным голосом:
– А! Глянь! Глянь! О-о!
Старшой глянул – и обомлел.
Земля под ногами точно распадалась. Не то чтобы она пошла трещинами и не то чтобы проваливалась. Она именно распадалась, исчезала, таяла, как в дурном сне… А хотя, что там! Жизнь, сон – все едино.
Так вот, земля разверзалась, и в пустоте угадывались ужасные, бездонные глубины – их бездонность переживалась не внешне, а внутренне, самой сердцевиной души, именно туда попадал и корчил душу ужас преисподней, вечного небытия.
Конечно, неандертальцы не могли этого осознать. Но пережили они это всем нутром, неведомая злая сила схватила их и стала выворачивать наизнанку.
И это было не все.
Из бездны отчетливо глянул тот самый багровый взгляд. Два мертво горящих глаза, нацеленные прямо на людей.
– Ой-е! – взвыл уже старший. – Бежим!
Скорей!
И рванул так, что почудилось: летит!
Сзади донесся отчаянный вопль молодого, но бегущий – летящий! – даже не обернулся. Ветер свистел в ушах, глаза не разбирали ничего: бежать, спастись! – вот это есть, а прочее начисто исчезло из мира. Так и несся, пока не выбился из сил.
И вновь убежал черт-те куда, на сей раз в другую сторону, даже заплутал от шока, хотя окрестности знал как пять своих пальцев. Ну да, поплутал, и вышел, и вернулся без происшествий, в пути более-менее успокоясь.
Сказал, что с напарником они разделились: один пошел налево, другой направо… Не вернулся еще? Хм. Ну, вернется. А я жрать пошел!
Тот, понятно, не вернулся. Простое дело в этой жизни! Через месяц уже о парне почти не вспоминали. Но охотник помнил. И Слейтону потом признался. Что сталось с тем молодым? Ну, надо полагать, провалился к кошмарным обитателям бездонных глубин, где и пропал.
Вождь не стал ругать неандертальца, бросившего товарища. Ну что с такого взять?.. К тому же, говорил он, как умел, конечно, горячо, искренне, видно было, что он и сейчас прямо-таки видит перед собой тот взор из бездны.
Слейтон прекрасно его понял. Конечно, вмиг вспомнил свои собственные видения там, в Африке, на границе миров: огненные глаза, светящиеся в ночи… мысленно поразился сходству и несходству этих картин. И понял: ни за что он не отступится, обязательно пойдет туда.
* * *
И это случилось. Не сразу, но случилось. Обязанности президента не позволили вот так все бросить и идти по своему хотению. Выбрал время и отправился, прихватив с собой все того же охотника, можно сказать, старожила Долины. Видел, что тому страшно, но играет в нем вот это отчаянное, трапперское, ковбойское, казачье… и оно взяло верх. Он начал яростно молоть языком, какой он молодец, как одного зверя завалил, и другого, и такого, и этакого… Вождь этой похвальбе препятствовать не стал.
Племени сказали, что просто пошли на охоту. Вооружились дубинами – все-таки лучше, чем ничего, а кроме того, Слейтон молча возлагал надежды на фортуну, которая до сих пор в целом к нему была благосклонна.
Добрались благополучно.
– Вот, – забормотал провожатый, – вот тут…
Остановились. Задор с неандертальца заметно слетел.
Был полдень, солнце заливало долину ярким светом, тень почти исчезла.
– Со мной пойдешь? – спросил Слейтон.
Тот кивнул, уже начиная дрожать, и пошел было… но через минуту сдался, слезливо сознавшись, что дальше идти не в силах.
– Нет, президент… Страшно! Там пропасть. Духи зла! Страшно… Не могу. Не ходи! Страшно!
– Черт с тобой, – сквозь зубы произнес Слейтон. – Будь здесь. А я иду.
И пошел, слыша сзади плаксивые бормотания и причитания. Двигался с оглядкой, очень осторожно, памятуя о распадающейся земле. И психологически, в общем, он был готов ко всему.
Однако ничего не происходило. Царил над миром лучезарный день, тепло пахло цветущим лесным разнотравьем – незнакомо, но чудесно… Пугающих предчувствий ни малейших не было. Слейтон почувствовал уверенность и зашагал быстрей.
Долина делала поворот вправо. Слейтон еще прибавил шаг, повернул вправо…
И застыл.
Можно даже сказать, окаменел.
Метрах в трехстах-четырехстах прямо по курсу стояло здание.
Это было нечто вроде средневекового замка, но слишком странновато-вычурное, порождение не по-хорошему прихотливой фантазии, с тягой в сторону декадентства: слишком уж тонкие, прямо-таки карандашные башни, чрезвычайно узкие стрельчатые окна, где не видно ни малейших признаков жизни…
Чем дольше он стоял и смотрел, тем больше охватывало его необъяснимое чувство. Тоска, тревога?.. Нет. Близкие слова, но не те. А какие те – он не знал.
И неожиданно для себя развернулся и поспешил назад.
Напарник, ни жив ни мертв остававшийся на том месте, где они расстались, обрадовался возвращению предводителя так, что ни слов, ни жестов ему не хватило, он и ревел от счастья, и норовил в ноги повалиться, и спешил уверить, что всегда считал своего президента величайшим магом… Слейтон на это реагировал сурово, но милостиво, как подобает вождю.
