Однако вечером в каюте Реджинальд дал волю беззлобному ворчанию:
– Ну, высказался, мыслитель! Уж если ты биолог, то о биологии и толкуй, о пестиках-тычинках. А в философию не лезь, не твоя это весовая категория!..
Вивиан примирительно возражала:
– Ну что ты, милый! Разве не знаешь, что ученые – люди наивные и искренние, у них что на уме, то и на языке. Мистер Йенсен настоящий ученый, это же ясно…
– Вот пусть бы на уме и держал, а на языке не надо…
Реджинальд и вправду чувствовал себя раздосадованным, и досаднее всего было то, что слова норвежца чем-то царапнули его. Вивиан давно уснула, а он все ворочался в неясном беспокойстве. Потом, правда, оно приобрело более конкретный характер, став мыслью о том, что не стоило, черт возьми, Йенсену вообще трогать эту тему, будить лихо, пока оно тихо… Но тут уж мистер Гатлинг рассердился, приказал себе выбросить суеверный вздор из головы, решительно повернулся на правый бок и вскоре уснул.
* * *
Остаток плавания прошел безоблачно и в прямом, и в переносном смысле. Небосвод над Атлантикой сиял так, будто был новорожденный, а не миллиарды лет царил над планетой – и трудных разговоров никто больше не затевал. А вечером третьего дня, в точном соответствии с прогнозами капитана Моррелла, «Фалькон» бросил якорь на внешнем рейде Пуэнт-Нуара, чтобы завтра при свете дня пришвартоваться без осложнений.
Сложный на первый взгляд маршрут Пуэнт-Нуар – Браззавиль – Леопольдвиль на самом деле был самым скорым, учитывая особенности здешних акваторий и железных дорог. Граница же для состоятельных обладателей американских паспортов, можно сказать, не существовала.
В течение недели все административные вопросы решились, причем главным решалой стал, естественно, Симпкинс. Искушенный в таких темах, он в поте лица бегал по кабинетам, и подогретые зелеными купюрами браззавильские чиновники все делали почти сразу, улыбались и говорили разные приветливые слова, правда, по-французски – английский язык они даже если и знали, то демонстративно делали вид, что не знают. Поэтому Симпкинса везде сопровождала Вивиан, знавшая французский в совершенстве. Приветливые слова адресовались большей частью именно ей.
Итак, все разрешения были получены, и члены экспедиции, временно распрощавшись с экипажем «Фалькона», погрузились на катер и переправились через широкую, мутную, грязную Конго.
Жара стояла знатная, но местные в один голос уверяли, что в джунглях будет полегче. Путешественники теоретически это знали, знали и то, что сезон дождей закончился… но одно дело – в книжке прочитать, другое – на себе почувствовать. Все понимали, что просиживать штаны в отеле «Беатриса» и стирать подметки на леопольдвильских улицах никакого резона нет.
Столица бельгийского Конго оказалась гораздо большим городом, чем столица французского, но по сравнению с Браззавилем – заметно более запущенным и грязным. Вообще, бельгийцы были куда худшими колонизаторами, чем французы: размах державы не тот, что ли. И порядка нет, и продавались здешние чиновники за суммы, для французов неприличные. Это было и хорошо, и плохо: Симпкинс, по-прежнему работавший административным мотором команды, возвращался в отель весь взмокший, не столько от жары, сколько от общения с обитателями здешних служебных кабинетов.
– Ф-фу!.. – бушевал он по вечерам. – Ну что за типы?! Дела не знают и знать не хотят. Какие документы оформлять – первый раз в жизни слышат. Какими законами и указами руководствоваться – понятия не имеют… Рабочий день у них до шести – так после пяти никого с собаками не найдешь!
Вивиан, по-прежнему сопровождавшая детектива в качестве переводчика, относилась к головотяпству чиновников много снисходительнее, лишь иронически посмеиваясь. Реджинальд тоже устало улыбался, хорошо, впрочем, понимая Симпкинса.
Он возложил на себя обязанность набора местных кадров – и столкнулся с той же самой проблемой бестолковости и некомпетентности. Понятно, что и он свел знакомство с местными чинушами, через них хотел выяснить, как лучше набирать негров: из какого племени, да и просто хотел узнать, чем эти племена отличаются друг от друга… но выяснил лишь то, что леопольдвильские служащие очень смутно представляют страну, которой руководят. Более или менее они владели информацией о южной богатой провинции Катанга, где добывалось множество полезных ископаемых, включая алмазы. А что творится в северных, северо-восточных, восточных землях… Для них здесь все было покрыто туманом. Обычно после мучительного раздумья горе-администраторы отправляли за информацией к военным – те и в самом деле получше знали обстановку; но с военными, с их квадратно-гнездовым способом мышления Реджинальду связываться не хотелось.
Примерно так же обстояли дела с «белым» контингентом, который намеревались набрать на месте в качестве рядового и младшего командного состава, под начало Гринвуда и Дэвиса. Слух о богатых американцах, прибывших с экспедицией и расположившихся в одном из лучших отелей, понятно, облетел город за пару дней, и в номер Гатлингов ринулись оравы бездельников, прибывших сюда в надежде на улыбку Фортуны и внезапно обнаруживших, что богиня удачи здесь ничуть не ближе к ним, чем в родных Льеже или Антверпене. Реджинальд беседовал, видел, что люди это пустые, никчемные, он вежливо говорил им: «Хорошо, мы подумаем… если понадобится, свяжемся», но связываться не спешил.
Вскоре слухи достигли высших сфер, а именно генерал-губернаторского дворца. И вот «Беатрису» навестил лощеный офицер с галунами и аксельбантами, вручив письменное приглашение на вечерний прием к генерал-губернатору Пьеру Рюкмансу. На две персоны. В программе: концерт, фуршет, развлечения. Мужчины – в смокингах или парадной форме, дамы – в вечерних платьях. Пришлось брать напрокат смокинг и платье и идти.
* * *
Нельзя сказать, что прием был посвящен именно супругам Гатлинг, представлявшим экспедицию, – нет, это было протокольное рутинное мероприятие, тем не менее американских гостей приняли с особым почетом, сам мсье Рюкманс в белом мундире с позументами подошел, поздоровался, с изысканной любезностью сказал несколько слов об Америке и роли науки в современном мире… после чего гостям предоставили возможность свободно общаться с кем душа пожелает.
Вивиан окружили дамы, затеяли светскую болтовню, пустились расспрашивать про Нью-Йорк. Реджинальд временно оставил ее и отошел к мужской компании.
Здесь не все знали английский, Реджинальд же владел французским с грехом пополам – в итоге разговор не склеился. Мистер Гатлинг приготовился было уже заскучать, как неожиданно с ним рядом оказался человек необычного вида.
Что необычного? Да все. Одежда, например.
Нет, формально строгий генерал-губернаторский этикет нарушен не был: человек был облачен в превосходно сшитые смокинг и брюки. Но белые. Все в черном, а он во всем белом, включая изящные туфли и, разумеется, пластрон, что дополнялось ярко-синим галстуком-бабочкой и того же цвета шелковым платочком, небрежно сунутым в нагрудный карман.
Во всем этом чувствовался веселый дерзкий вызов «существующему порядку» – ага, мол, в смокинге велено быть?.. Ну вот вам смокинг, и попробуйте придраться. Некое утонченное озорство было и в ультрамариновых аксессуарах: они отлично гармонировали с живыми, умными, чуть прищуренными глазами точно такого же ярко-синего цвета.
