– Все хорошо, все хорошо, – снова и снова повторял он.
Дилан никак не могла прийти в себя. Она на мгновение затихала, но потом рыдания возвращались, она ничего не могла с собой поделать.
Но в конце концов слезы кончились. Тристан по-прежнему держал ее в объятиях, словно боялся выпустить. Однако темнеющее небо заставило его заговорить.
– Нам надо двигаться, Дилан, – прошептал он ей на ухо. – Не волнуйся, это совсем недалеко.
Как только он отстранился, и все тепло, даруемое ей его близостью, как будто испарилось. Дилан задрожала, ей стало холодно. Она попыталась подняться, но ноги ее не держали. Она чуть не утонула, поэтому осталась без сил. У нее не было ни малейшего желания бороться с собой, заставлять ноги идти. Завтра я его потеряю. Эта мысль поглощала все остальное. Не хочет она никуда идти – будет лежать здесь, и пусть демоны ее забирают. Физическая боль ничто по сравнению с душевной болью, которую она переживала.
Тристан поднялся и легко подхватил Дилан, словно она ничего не весила; ее правую руку он закинул на свое плечо, левая рука обхватывала талию.
К дому вела узкая тропинка, и Тристан, чтобы ободрить Дилан, сказал:
– Я разожгу огонь, ты согреешься.
Она слабо кивнула; холод казался ей такой мелочью.
Показался дом. Когда они подошли, Тристану пришлось поставить Дилан на ноги, потому что отсыревшая разбухшая дверь так сразу не поддалась. Он повернул ручку и сильнее толкнул плечом. Дверь со скрипом распахнулась, и он чуть не повалился внутрь. Дилан, стоявшая у стены, не сдвинулась с места. Если она войдет, это будет начало конца. Это их последняя ночь… Она смутно слышала вой, раздававшийся где-то справа и слева, но не чувствовала страха.
Тристан тоже услышал вой из дома, где уже разжигал огонь. Он повернулся, чтобы посмотреть на Дилан, и только тут заметил, что она не вошла за ним.
– Дилан? – позвал он.
Тишины в ответ было достаточно, чтобы волоски на руках встали дыбом. Он вскочил и за три длинных шага преодолел расстояние до двери. Дилан стояла там же, где он ее оставил, подпирала стену и смотрела в никуда.
– Идем. – Он наклонился, чтобы заглянуть ей в глаза. Девушка никак не отреагировала. Только когда он взял ее за руку, она посмотрела на него. В каждой черточке ее лица запечатлелась грусть. Тристан попытался улыбнуться, чтобы успокоить ее, но мышцы точно забыли, как растягивать губы, и казалось неправильным принуждать их. Он осторожно потянул Дилан за руку, и она молча последовала за ним.
Тристан завел ее в дом и усадил на единственный стул, который предусмотрительно поставил у камина; дом уже успел прогреться.
Сердце Тристана сжалось, когда он бросил на Дилан взгляд. Какая она маленькая… Ноги сведены вместе, руки сложены на коленях. Голова наклонена, будто она спит или молится. Это как смотреть на пустую оболочку стариков в доме престарелых: тело, ожидающее конца. Ему совсем не нравилось видеть ее такой. Он подошел к ней. Сесть было некуда, и он устроился, скрестив ноги, прямо на полу. Посмотрел на нее и хотел что-то сказать. Что угодно, лишь бы нарушить молчание. Лишь бы вернуть ее улыбку. Но что именно?
– Я не могу это сделать, – прошептала она, переводя взгляд с пола на него; глаза смотрели испуганно.
– Что ты имеешь в виду? – Его голос едва был слышен из-за треска огня. Он, конечно же, понял, но все его естество просило не заводить этот разговор, как-то отвлечь ее, потому что он не мог облегчить ее боль и справиться со своей. Но Дилан надо было выговориться, поэтому он готов был выслушать ее.
– Я не могу сама это сделать… Я не могу пройти конец пути к тому… что меня там ждет. Мне так страшно. Нет, я не за себя боюсь. Мне… мне нужен ты, Тристан.
Последнее предложение сказать было сложнее всего, потому что тем самым она открывала свое сердце. Дилан спокойно приняла свою смерть, что ее немного удивляло, и она недолго горевала по тем, кого так внезапно оставила. Придет время, они совершат такое же путешествие, и она снова с ними встретится.
Но Тристан… Тристан уйдет от нее завтра и исчезнет навсегда. Он отправится за следующей душой, и она станет для него всего лишь воспоминанием, если он вообще будет о ней вспоминать. Дилан расспрашивала его о других душах и видела выражение его лица, когда он пытался воскресить подробности. У него получалось, но через него прошло столько душ, что их лица сливались. Она не хотела стать одной из них, безликой душой. Ведь он, Тристан, стал для нее всем.
Нет, она не хочет проходить этот самый последний отрезок пути. Она не сможет расстаться с Тристаном.
– Могу я остаться здесь, с тобой? – робко спросила она с надеждой в голосе.
Тристан покачал головой, и она опустила глаза, отчаянно борясь со слезами. Остаться с ним невозможно или он не хочет этого? Она должна знать, но что, если ответ будет не таким, которого она ждет?
– Нет… – Он приложил огромные усилия, чтобы говорить спокойно. – Если ты останешься здесь, демоны рано или поздно схватят тебя и сделают своей. – Он показал за окно. – Ты можешь представить, как это опасно.
– И это единственная причина?
Если бы он не видел, что ее губы двигаются, он бы не понял, что она что-то говорит, настолько тихим был ее голос. Но слова, пусть даже произнесенные неслышным шепотом, превратили его сердце в лед. Настал момент, когда он должен сказать, что она ему безразлична, и убедиться, что она поняла. Ей будет легче сделать последний шаг, если она решит, что он расстается с ней без сожалений.
Молчание Тристана заставило ее поднять голову, зеленые глаза приготовились к боли, зубы впились в нижнюю губу, чтобы не дрожала. Тристан перестал дышать. Она выглядела такой хрупкой… Достаточно одного резкого слова, чтобы нанести сокрушительный удар. Нет, он не может причинить ей боль.
– Это единственная причина, – ответил он, взял ее за запястье и потянул к себе. Когда она села рядом с ним на пол, он прижал руку к ее щеке и провел большим пальцем по гладкой коже. Кожа порозовела и была теплой. – Ты не можешь остаться здесь, Дилан, хотя я хочу этого.
– Правда?
Ее лицо озарилось слабой улыбкой.
Что он творит? Ему нельзя давать ей надежду, зная, что потом придется эту надежду забирать. Он вспомнил выражение ее лица, когда она вышла из тоннеля, – напуганное, но при этом радостное: выбралась же; когда он заставлял ее идти по пустоши, карабкаясь по холмам и застревая в болотах, а потом останавливаться на ночь в старых и неуютных домах; у нее было раздраженное и недовольное лицо, а когда он высмеивал ее – злое и уязвленное; смущенное, когда он выдергивал ее из трясины, и радостное, когда она проснулась и обнаружила, что он вернулся. Нахлынувшие воспоминания вызвали у него улыбку, и он хотел навсегда запереть их в своем подсознании, готовясь к тому, что Дилан покинет его и он никогда больше ее не увидит.
– Ну, скажем так, я к тебе прикипел. – Тристан засмеялся, но она не нашла в себе сил улыбнуться ему в ответ – все еще нуждалась в ответе, находилась на грани. – Дилан, – продолжил он дрогнувшим голосом, – завтра ты должна продолжить свой путь. Именно там тебе место. Ты этого заслуживаешь.
