Это было не прощание. Она не в последний раз чувствовала тепло его объятий, его запах, держалась за него. Это не так.
Они еще обменяются миллионом таких поцелуев.
– Готов? – снова спросила она, задыхаясь.
– Нет, – прошептал Тристан в темноту. Его голос был хриплым, он говорил почти что напуганно.
Дилан почувствовала, как засосало под ложечкой.
– Я тоже.
Она попыталась улыбнуться, но губы ее не слушались. Она снова вслепую потянулась к его руке. Она его не потеряет.
Все еще держа его за руку, Дилан поднялась на ступеньку открытой двери и повернулась, чтобы помочь подняться Тристану. Было сложно, и она ударилась о перекошенную дверь, отчего заныли костяшки, но в итоге они вдвоем оказались в вагоне, слепые и запыхавшиеся.
– Дилан, – пробормотал Тристан прямо ей в ухо. – Я надеюсь, ты права.
Дилан улыбнулась. Она тоже на это надеялась.
– Я не знаю, как мы это сделаем, – тихо сказала она. – Мне кажется, мы должны найти мое тело. Я была где-то в середине.
Она осторожно побрела вперед. В вагоне было тихо, но в ушах стучал пульс, так громко, что она едва слышала дыхание Тристана за своей спиной. Живот крутило. Что, если не получится? Что, если ее тело не подлежит восстановлению?
И что лежало на земле между ее душой и телом? Через что им придется пробираться? Кровь? Части тел? Сумки этой дурацкой женщины? Дилан напряженно хохотнула. Повернулась поделиться с Тристаном шуткой и почувствовала, что кроссовки слишком легко разворачиваются. Под ногами было что-то скользкое. И это не пролитый сок, она была в этом уверена. Она в отвращении дернула ногу вверх, но за что-то зацепилась. Потеряв равновесие, заерзала второй ногой, но что-то ей мешало. Тело отклонилось назад.
Дилан успела лишь глубоко вдохнуть, а потом повалилась назад. Потянулась, стараясь ухватиться за что-нибудь и предотвратить падение на пол. Потянулась двумя руками. Двумя пустыми руками.
31
Крики.
Должна быть тишина. Безмятежная, мертвая, мрачная тишина.
Но слышались крики.
Дилан открыла глаза и тут же ослепла. В мозг вонзился яркий белый свет. Она попыталась отодвинуться, но свет следовал за ней, отставая на долю секунды и затмевая темноту. Она ошарашенно уставилась на него.
И тут яркость исчезла так же внезапно, как появилась. Дилан поморгала, чтобы избавиться от пляшущих точек перед глазами. И испугалась, когда перед ней возникло лицо. Бледное, в пленке пота и с красными пятнами. Мужчина, рот окружала щетина, губы быстро двигались. Дилан попыталась сосредоточиться на том, что он говорил, но слышала лишь пронзительный звон и больше ничего.
Она потрясла головой, заставила мозг сосредоточиться на его губах. И ухватила, что он повторял одну и ту же фразу.
– Ты меня слышишь? Посмотри на меня. Ты меня слышишь? Ты меня слышишь?
Теперь, осознавая эти фразы, Дилан поняла, что слышит его. Он даже кричал, его голос звучал хрипло и натянуто. И как она не слышала его до этого?
– Да, – пробормотала она сквозь наполнившую рот жидкость, слишком горячую и густую, чтобы быть слюной. Она сглотнула, ощутив на языке привкус металла.
Мужчина расслабился. Снова осветил ее лицо фонариком, отчего она зажмурилась, затем осмотрел тело. Дилан увидела, как он остановился на ногах, на его лице отразилось беспокойство. Он посмотрел на нее.
– Ты можешь пошевелить руками и ногами? Что ты чувствуешь?
Дилан сосредоточилась. Что она чувствует?
Огонь. Боль. Агонию. Пытку. Она перестала дышать, испугавшись даже самого простого движения грудной клетки. Что с ней не так?
Все болело. Просто… все. Голова трещала, ребра попали в железную хватку, которая слишком сильно их сжимала. Вместо живота она чувствовала расплавленную лаву, обжигающую, как кислота. А ниже? Дилан закрыла глаза, стараясь почувствовать ноги. Они на месте? Может, она их не чувствовала из-за мучительной боли? Ее сердце заколотилось из-за паники, и боль в ее теле бешено запульсировала. Она попыталась подвигать ногами, сменить позу – ей было неудобно.
– А-м! – вырвалось что-то между возгласом и хныканьем. Она всего чуть-чуть передвинула ногу, может, на сантиметр, но вспышки боли оказалось достаточно, чтобы лишить ее воздуха.
– Так, так, дорогая? – мужчина хмурился, зажав фонарик между зубами, его руки двигались где-то ниже талии Дилан. Он закончил и вытер руки о куртку.
Это кровь? Кровь с того места, где он прикасался к ее ногам?
Между ее губ начали прорываться прерывистые возгласы, каждый вздох колол легкие.
– Дорогая? – Мужчина схватил ее за плечо и потряс. Дилан заставила себя посмотреть на него, попыталась думать, несмотря на страх. – Как тебя зовут?
– Дилан, – выдавила она.
– Дилан, мне надо отойти. Всего на минуту. Но я сейчас вернусь, обещаю.
Он улыбнулся, затем поднялся и пошел по вагону. Наблюдая за ним, Дилан поняла, что в узком вагоне было полно мужчин и женщин в куртках: пожарные, полиция, медики. Многие из них перевесились через сиденья или сидели на корточках на освободившихся местах, разговаривали, лечили, успокаивали – на их лицах застыли мрачные выражения.
Только Дилан, казалось, была одна.
– Подождите, – прохрипела она, но слишком поздно. Подняла руку, потянулась в сторону, куда он ушел, но на этом силы покинули ее. Рука упала ей на лицо. И была мокрой. Приподняв ее, она посмотрела на нее, блестящую в искусственном освещении фонарей и аварийного света.
Что произошло? Где Тристан?
Она вспомнила, что падала – подготовилась, вытянув руки, – и единственной мыслью было не улечься возле тел.
Она отпустила его. Отпустила, чтобы спасти себя.
Она отпустила его.
Легкие Дилан болели, но она не могла остановиться – хватала ртом воздух и подавляла рвотные спазмы. Глаза щипало, и горло болезненно сокращалось. Все ее повреждения отошли на второй план, и по лицу заструились слезы.
Она отпустила его.
– Нет, – прошептала она сквозь потрескавшиеся губы. – Нет, нет, нет.
Она задвигалась на полу и засунула руку в карман, игнорируя жгучую боль, пальцы отчаянно что-то искали. Ее сердце на мгновение остановилось.
Он был на месте. Цветок. Если он здесь… то где Тристан? Почему не рядом с ней?
Она потеряла его, когда отпустила руку?
– Так, это она. Дилан? – Произнесенное имя отвлекло ее. – Дилан, мы положим тебя на эти носилки. Хорошо? Нам надо отнести тебя в «Скорую». Дадим тебе обезболивающее. Ты меня понимаешь? Дилан, кивни, если понимаешь меня.
Она послушно кивнула. Она понимала. «Скорая». Обезболивающие не повредят – помогут справиться с бушующим в животе огнем. Но ничего не сделают с зияющей дырой в груди, с болью, возникающей из-за того, что там пусто. Что она наделала?