– Только никому не говорите – о том, что мы вас качали».
Но случались моменты, когда приходилось и злиться – реагируя на чересчур «колючие» встречи, которые продолжали происходить. Про одно из таких выступлений (в одном из санаториев Евпатории) Павел Лавут высказался так:
«И снова "аудитория сыплет вопросы колючие, старается озадачить в записочном рвении".
– Кто вам больше платит – Леф или Моссельпром?
Маяковский зол:
– После такого вопроса я могу задать вам другой, и вас выведут из курзал-парка. Вы хотите сказать, что я продался Советской власти? Моссельпром – государственное предприятие, борющееся с частниками. Моссельпром – частица социализма. А за "Нигде, кроме" я получил три рубля. Это в Америке за такие строчки платят сотни и тысячи долларов. У нас все должны получать за свой труд».
Обратим внимание на то, что за весну и лето 1929 года Маяковский написал очень мало стихотворений, то есть как бы выполнял своё публично объявленное намерение покинуть поэтическую вершину (так как писать стихи ему якобы стало «слишком легко»). Всё свободное время он теперь обдумывал и сочинял пьесу «Баня».
Лилин автомобиль
В Москве в это время каждое утро к дому в Гендриковом переулке подкатывал светло-серый «Рено» с чёрным верхом и крыльями. Машину встречала Лили Брик и садилась за руль. Впоследствии она писала:
«Мостовые были в ужасном состоянии, но ездить было легко, т. к. транспорта было мало».
И всё же, несмотря на малую загруженность московских улиц, Лили Брик ухитрилась попасть в ситуацию, когда управляемая ею машина чуть не наехала на восьмилетнюю девочку. Та вместе с матерью переходила улицу в неположенном месте, а когда они увидели неожиданно возникший автомобиль, то очень испугались.
Вот свидетельство самой Лили Брик:
«… испугались, застыли, как вкопанные, заметались, словно куры, и разбежались в разные стороны. Я резко затормозила, но всё же слегка толкнула девочку, и она упала. Она даже не ушиблась, но мы все страшно перепугались, а её мать заголосила, как по покойнице. Вызвали милицию».
В милиции, куда были доставлены участницы происшествия, Лили Юрьевна заявила о том, что собирается ехать за границу. О том, что ей на это ответили, она записала в дневнике так:
«9.8.29. В милиции мне сказали, что уезжать нельзя, т. к. дело о сшибленной девочке отправлено в суд».
Это происшествие не могло не отразиться на настроении Маяковского, вернувшегося в Москву 22 августа.
Василий Васильевич Катанян:
«Маяковский машину не водил, он пользовался услугами шофёра В.Гамазина, в прошлом таксиста. И каждый раз спрашивал разрешения ЛЮ – не нужна ли машина ей?»
С автомобилем «Рено» были связаны не только драматичные истории. Вот что, к примеру, вспоминала София Шамардина (правда, год она указала неправильно – автомобиль «Рено» прибыл из Франции в Москву в январе 1929 года, а ездить на нём стали только весной). Шамардина написала об одной встрече с Маяковским:
«Кажется, в 1928 году днём была у него в Лубянском проезде. Повёз меня домой в своей машине. Настроение у него было сумрачное. Говорит: "Денег нет. Понимаешь – не хватает. Две семьи у меня: мать, сёстры и моя семья. Поэтому и дочке не могу помогать. Да если б и мог, то всё равно этого нельзя было сделать"».
Напомним ещё раз, что переводы денег за рубеж были в ту пору для советских граждан делом весьма и весьма сложным, а зачастую и попросту невозможным. Обращаться же всякий раз за разрешением к Агранову Маяковский явно не хотел. Но своего отношения к американской дочке от Софии Шамардиной не скрывал. Она вспоминала:
«Рассказал, что у него дочь в Америке…
"– Я никогда не думал, что может быть такое сильное чувство к ребёнку. Я всё думаю о ней. Ей уже три года. Очень тревожит здоровье её – рахит у неё. Волнует, что вот лет через пять отдадут в какую-то католическую школу. Моего ребёнка калечить будут. И я бессилен, ничем не могу помочь"».
Сравним эти воспоминания со строками из книги Аркадия Ваксберга:
«Маяковский вообще никогда не умилялся детьми, потребности в отцовстве никто за ним не замечал. Это был человек, совершенно не приспособленный к роли семьянина, отца семейства в общепринятом смысле слова».
И ведь написал об этом Ваксберг с такой убеждённостью, словно располагал невероятно убедительной и достоверной информацией по этому вопросу, исключавшей любые другие мнения.
Ещё про одно событие, связанное с «Рено», известно от двоюродной сестры Лили Брик, Регины Глаз, работавшей воспитательницей детей Сталина. Однажды, когда сын вождя Василий вёл себя достаточно примерно, его в качестве поощрения прокатили по Москве на автомобиле Маяковского. За рулём сидел, конечно же, шофёр, а Лили и Регина сопровождали счастливого Васю.
Ещё один любопытный нюанс (не имевший к «Рено» никакого отношения). В 1929 году на одной из советских киностудий собирались приступить к съёмкам фильма по роману Тургенева «Отцы и дети». Режиссёром кинокартины предложили стать Мейерхольду. Об этом узнал Маяковский и заинтересовался образом Базарова.
Почему?
Евгений Васильевич Базаров учился на лекаря и был нигилистом, то есть ставил под сомнение общепринятые нормы нравственности. Влюбившись в богатую вдову Анну Сергеевну Одинцову, он объяснился ей в любви, но та не ответила ему взаимностью. А Базаров, заразившись «по невнимательности», умер.
Не увидел ли Маяковский в образе Базарова некоей похожести на то, что происходило с ним самим? И не хотел ли показать Лили Брик (и Осипу Брику тоже), чем может завершиться их агрессивное к нему отношение?
Всеволод Мейерхольд, видимо, тоже задавался такими же вопросами:
«Когда мне пришлось думать над построением фильма "Отцы и дети" (по роману Тургенева), то он, узнав об этом, сделал мне заявку на роль Базарова. Я, конечно, не мог допустить его играть эту роль, потому что Маяковский как тип слишком Маяковский, чтобы кто-нибудь поверил, что он Базаров. Это обстоятельство меня заставило, к сожалению, отвести его кандидатуру как исполнителя главной роли в моей картине. Ну, как можно согласиться с тем, что он – Базаров, когда он – насквозь Маяковский?»
Слова и поступки
Итак, 22 августа 1929 года Маяковский вернулся из Крыма в Москву.
До Татьяны Яковлевой, проводившей время в компании своих поклонников, продолжали доходить слухи о том, что Маяковский увлёкся московской актрисой. Слухи распространяла всё та же Эльза Триоле (по настоятельной просьбе Лили Брик).
Маяковский, надо полагать, тоже был в курсе того, какие кавалеры ухаживали за его парижской возлюбленной – тут уж вовсю старалась Лили Брик.
