Книга Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам, страница 16. Автор книги Эдуард Филатьев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам»

Cтраница 16

Бенгт Янгфельдт:

«Рита Райт рассказывала, как Лили однажды пыталась её завербовать в качестве осведомителя в русских эмигрантских кругах Берлина. Рита не отказалась, но во время первой беседы так нервничала, что её признали непригодной для такой работы».

Борис Бажанов тоже описал подобный случай – к нему с Подолии приехал его дальний родственник, работавший помощником начальника железнодорожной станции:

«Он был очень удручён и приехал просить у меня совета и помощи. Местные органы ГПУ на железной дороге требовали от него вступления в число секретных сотрудников, то есть чтобы он шпионил и доносил на своих сотрудников. Его, вероятно, наметили как лёгкую добычу – он был обременён семьёй и был человек очень мягкий. Но быть сексотом ГПУ он отказывался. Местный чекист раскрыл карты – выбросим со службы, скажете “ау” железной дороге, и вообще никуда вас не примут; когда семья начнёт пухнуть с голоду, всё равно согласитесь.

Он приехал ко мне: что делать? На его счастье в моём лице у него была защита – аппаратчик высокого ранга. Я взял печатный бланк ЦК и написал на нём записку железнодорожному чекисту с требованием оставить моего родственника в покое. Бланк ЦК сыграл свою роль, и его больше не тревожили. Этот эпизод иллюстрировал для меня систему Ягоды по охвату страны информационной сетью».

Вот так в ОГПУ было поставлено дело с подбором осведомителей. Но речь не о них, а о сотрудниках, выполнявших поставленную перед ними задачу. Был ли таким сотрудником Павел Лавут? Не будем торопиться с ответом, а приглядимся к Павлу Ильичу повнимательнее.

28 июня на пароходе «Ястреб» Маяковский и Лавут отправились в Ялту. Перед самой посадкой в одесском порту Маяковский увидел стоявший на рейде пароход, который назывался «Теодор Нетте». И Владимир Владимирович начал писать стихотворение о геройски погибшем дипкурьере.

А Николай Рерих в конце июня 1926 года был уже в столице Монголии Улан-Баторе-Хото, где стал готовить новую экспедицию в Тибет, преодолевая новые трудности и преграды. В его путевом дневнике появилась запись о некоем «Ж», который очень высоко охарактеризован:

«Много смятения и ожидания… А тут телеграмма. Хлопочет Ж.; он многое знает. Именно с ним можно иногда побеседовать о самых сокровенных преданиях. Это он также рассказал монгольскую версию о поездке Учителя в Монголию. Странно слышать начало повести в Индии, а конец в Монголии. Так связывается вся молчащая пустыня одною напряжённою мыслью. Не знаем, как встретит нас Тибет».

О ком это написал Рерих? Кто он – этот загадочный «Ж»? Догадаться нетрудно. Это явно Яков Блюмкин, который присоединился к экспедиции Рериха в Индии под видом «монгольского ламы», а теперь тоже собирался принять участие в путешествии в Тибет.

А поэт-конструктивист Илья Сельвинский опубликовал 1 июля 1926 года статью, в которой заявил:

«Я умею чувствовать самые мизерные крохи счастья и раздувать их в большие. Поэтому, а не потому, что я пишу стихи, я поэт».

Работа с Лавутом

В Севастополе, где было запланировано первое выступление в Крыму (6 июля в клубе имени Шмидта), местные организаторы не сделали ничего для его подготовки.

Павел Лавут потом вспоминал (в книге «Маяковский едет по Союзу»):

«Владимир Владимирович, узнав об этом, отказался от гонорара и готов был сам возместить все убытки. Он сказал: "Пусть вернут публике деньги за билеты, я выступлю бесплатно". Но слух, дискредитирующий Маяковского, уже дошёл и до публики. И скандал не удалось предотвратить.

В зале собралось менее ста человек. Когда Маяковский вышел на сцену, ему не дали говорить: свистели и топали. Публика демонстративно хлынула в фойе.

Оскорблённый и возмущённый, Маяковский взобрался на стол в фойе и, нервно размахивая палкой, пытался говорить».

Через два дня он написал Лили Брик в Москву:

«В Севастополе не только отказались платить по договору, а ещё сорвали лекцию, отменили и крыли меня публично разными, по-моему, нехорошими словами. Пришлось целый день тратить на эту бузу, собирать заседание секретариата райкома, и секретарь райкома отчитывал в лоск зарвавшегося держиморду. Моральное удовлетворение полное, а карман пустой. Да ещё вместо стихов приходится писать одни письма в редакцию…»

Вот когда понадобилась помощь хваткого и умелого Лавута! Явно по его предложению Маяковский написал письмо в местную газету «Маяк коммуны»:

«Приношу большое извинение всем собравшимся 6 июля на мою несостоявшуюся лекцию. Причина срыва лекции – неумелость организаторов и их нежелание не только выполнять заключённый договор, но даже входить в какое-нибудь обсуждение по этому поводу».

По дороге из Севастополя в Симферополь Лавут стал излагать Маяковскому, как, по его мнению, следует организовывать поэтические выступления. Владимир Владимирович отнёсся к его предложениям с воодушевлением. О том, как всё это удалось осуществить, Павел Лавут рассказал:

«В Симферополе с вокзала на линейке мы направились к центру. Недалеко от Пушкинской у афиши стояла девушка. Маяковский остановил линейку и мгновенно очутился на тротуаре. Указывая на афишу, он стал уговаривать девушку непременно пойти сегодня на вечер:

– Будет очень интересно! Обязательно воспользуйтесь случаем! Я тоже приду. Пока! До свидания, до вечера!

И, откланявшись, вернулся к линейке.

Озорство? Да, оно было ему иногда свойственно, особенно в минуты повышенного настроения».

Но это было только начало нового отношения к организации вечеров. Наскоро приведя себя в порядок с дороги, Маяковский прямо из гостиницы отправился в Дом просвещения, где вечером ему предстояло выступать.

Павел Лавут:

«– Как дела? – обратился Маяковский к кассирше Дома просвещения. – Разрешите помочь?

Та сперва не поверила, что перед ней сам Маяковский, а убедившись, уступила своё место у крохотного окошечка. Маяковский стал продавать остатки билетов "сам на себя". Он вступал в разговоры с подходившими к кассе, давал пояснения к афише, уговаривал их, острил:

– Кому дорого рубль – пятьдесят процентов плачу сам.

Зал полон. Контрамарочники и "зайцы" заняли все проходы.

Настроение Владимира Владимировича праздничное.

– Вот в такой обстановке можно сказать несколько слов! Так сказать, подарок ко дню рождения, хотя и по старому стилю. Сегодня мне тридцать три».

Но даже на этом достаточно хорошо организованном вечере публика была очень разная, так что «празднично» настроенному поэту приходилось отбиваться. В «Хронике жизни и деятельности Маяковского» приводится рассказ симферопольца В.Калашникова о том выступлении:

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация