Но Лев Кулешов не только с увлечением рисовал, он ещё сочинял стихи, играл на гитаре и увлекался кинематографом. В 1916 году он устроился ни кинофабрику Александра Алексеевича Ханжонкова, где начал работать вместе с известным тогда актёром и режиссёром Витольдом Альфонсовичем Полонским (отцом актрисы Вероники Полонской, которую снимала Лили Брик). В «Журнале для дам» Кулешов публиковал иллюстрации, подписывая их Лео Клер.
О том, как он относился к стихотворцам, Кулешов впоследствии высказался так:
«Особенно мне импонировала фигура Маяковского. Его стихи затрагивали во мне те чувства, которые не мог затронуть другой поэт. Поражала невиданная до этого, ещё никем не высказанная, понятная мне правда, ритм».
Во время Гражданской войны Кулешов был кинооператором, снимая красноармейцев, митинги, беспризорных, бездомных и прочие признаки новой жизни. Когда в 1919-ом в Москве организовали Государственную киношколу, двадцатилетний Лев Владимирович стал преподавать в ней актёрское мастерство и кинорежиссуру.
Среди его учеников была и молодая актриса Александра Сергеевна Хохлова (Шура, как называли её друзья и подруги). Она была внучкой выдающегося русского врача и общественного деятеля Сергея Петровича Боткина (по отцовской линии) и внучкой (по линии материнской) известного мецената, основателя Третьяковской галереи Павла Михайловича Третьякова. В кино Хохлова снималась с 1916 года и в том же году познакомилась с Маяковским. На этой своей ученице Кулешов вскоре женился.
Написанному Николаем Асеевым сценарию фильма «Необычайные приключения мистера Веста в стране большевиков» Кулешов дал потом такую оценку:
«… осуществить на экране то, что написал поэт, было нельзя, …настолько автору были незнакомы технические возможности кинематографа того времени, и настолько он представлял себе наше искусство изобразительно-плакатным».
Творческий коллектив Льва Кулешова переписал этот сценарий заново…
«… оставив в нём от асеевского только имена действующих лиц».
Фильм, поставленный в 1924 году, имел шумный успех. Кулешова пригласили на кинофабрику «Межрабпром-Русь», где ему (по договору) предоставили подержанный мотоцикл «BSA» c коляской.
В 1925 году по сценарию Всеволода Пудовкина Кулешов снял фильм «Луч смерти», не принятый ни критикой, ни зрителями. В 1926-ом по сценарию Виктора Шкловского (вновь основательно его переработав) Кулешов поставил кинокартину «По закону», которая тоже была воспринята без энтузиазма. Во всех этих фильмах Александра Хохлова исполняла главные роли. Она потом вспоминала:
«По примеру Маяковского Кулешов с тех пор подписывает свои письма к близким людям рисунком льва».
А вот воспоминания о Маяковском, оставленные Хохловой и Кулешовым:
«Помним его беседующим с друзьями в столовой за бутылкой полуналивки-полуликёра "Алаша".
– Милости прошу к нашему Алашу! – говорил в таких случаях Владимир Владимирович.
Однажды разговор зашёл о том, что художники должны писать фрески в ресторанах, пивных и т. д. На что Маяковский сразу заметил:
– Сижу под фрескою и пиво трескаю».
Итак, жизнь шла своим чередом, как вдруг на Кулешова, который благодаря Асееву и Шкловскому стал своим человеком в Лефе, «положила глаз» Лили Брик.
Лев Кулешов, 1926 г. Фото: А.Родченко
Аркадий Ваксберг:
«В отличие от романа с Краснощёковым, очередное увлечение Лили развивалось постепенно, вызывая страх перед неизбежным у Шуры и очередной приступ ревности у Маяковского, которому, казалось бы, уже пора было смириться: обычаи Лили ему были хорошо известны, а любовные отношения с ней – прерваны… Но сердцу, как видно, действительно не прикажешь».
И тут (в середине весны 1927 года) поэт решил (или, говоря точнее, подобная надобность возникла у ОГПУ) вновь съездить за рубеж.
Аркадий Ваксберг:
«В очередное заграничное путешествие он отправился как раз тогда, когда отношения между Лилей и Кулешовым стремительно приближались к "высшей фазе"».
На этом нам придётся вновь на время прервать рассказ о новом романтическом увлечении Лили Юрьевны Брик, поскольку жизнь диктовала свой распорядок дням, неделям и месяцам, а людям – свои оттенки отношений.
Седьмая «ездка»
Как мы уже не раз могли убедиться, в зарубежные турне Маяковского отправляла Лубянка. Если в тот момент проводилась какие-либо гепеушные операции, эти поездки увязывались с ними. Так, как мы помним, в 1922-ом Маяковского из Берлина направили на неделю во Францию, а Бриков срочно отозвали из Германии в Москву (нужно было дать возможность Лили Юрьевне «раскрутить» Краснощёкова). В 1923-ем, напротив, сначала в Москву из Германии вернулся Маяковский, а Бриков задержали в Берлине (арестовывать Краснощёкова было удобнее в их отсутствие). В 1924-ом Лили Брик отправили в Париж и Лондон (судебный процесс по делу Краснощёкова лучше было проводить в её отсутствие).
Складывается впечатление, что и на этот раз тоже была некая «увязка»: как только отношения Лили Брик и Кулешова стали приближаться к «высшей фазе», Маяковского, который этому «приближению» явно мешал, тут же отправили за границу.
Вполне возможно, что это просто случайное совпадение. А если сказать точнее, то очередное случайное совпадение. Но не слишком ли много появлялось этих очередных случайностей?
Как бы там ни было, но в апреле 1927 года Маяковский в седьмой раз отправился за границу.
Бенгт Янгфельдт:
«На этот раз заграничное путешествие привело Маяковского в Варшаву, Прагу, Берлин и Париж. Почти за месяц отсутствия он редко телеграфировал в Москву и написал всего одно письмо…»
Из всего того, что происходило с поэтом в этот месяц, Янгфельдта заинтересовало только одно – весьма настойчивая просьба Лили Юрьевны (изложенная в её письме): купить автомобиль.
Аркадий Ваксберг приводит это Лилино послание:
«Очень хочется автомобильчик. Привези, пожалуйста. Мы много думали о том – какой. И решили – лучше всех – Фордик. 1) он для наших дорог лучше всего, 2) для него легче всего достать запасные части, 3) он не шикарный, а рабочий, 4) им легче всего управлять, а я хочу обязательно управлять сама. Только купить надо непременно Форд последнего выпуска на усиленных покрышках-баллонах…»
Прочитав это письмо, Маяковский (как полагал Янгфельдт) вполне мог призадуматься: кто же они такие – эти «мы», которые «много думали» об автомобиле «Форд». И Янгфельдт дал такое разъяснение:
