В Москве глава Разведупра Ян Карлович Берзин пожаловался на Войкова в ЦК. Поскольку подобным увлечениям полпреда чекисты уже счёт потеряли, разразился скандал. Войкова исключили из партии и собирались лишить должности полпреда. Вот тут-то и появился план ликвидации самого Петра Войкова.
ОГПУ отправило Маяковскому соответствующее распоряжение: переселиться из варшавского отеля в полпредство.
Маяковский мог даже не знать, для каких именно целей просят его об этом. Ведь в ОГПУ было чёткое распределение обязанностей: одни занимались тем, что «мягко стелили», а другие обеспечивали «жёсткость спанья». Сеанс фотографирования поэта и полпреда организовывал «товарищ У» (Александр Ульянов).
А исполнителя покушения на Войкова готовил тридцатилетний гепеушник Иосиф Казимирович Опанский, занимавший пост заместителя председателя ГПУ Белоруссии и заместителя постоянного представителя ОГПУ в Белорусском военном округе. Мы с ним уже встречались – 16 августа 1924 года чекист Опанский исполнял роль «хозяина» конспиративной квартиры, куда привели нелегально прибывшего из Польши Бориса Савинкова. Этот же Иосиф Опанский и арестовывал «гостя». В феврале 1926 года Иосиф Казимирович организовал «инцидент» с перестрелкой в поезде Москва-Рига, в результате которого погиб дипкурьер Теодор Нетте. Теперь Опанский готовил покушение на Войкова.
Двадцатилетнего Бориса Коверду (перед тем, как отправить его на варшавский вокзал) снабдили пистолетом и фотографиями советского полпреда. Видимо, теми самыми, что были сняты «товарищем У» (при участии Владимира Маяковского).
Около восьми часов вечера того же дня, когда был убит полпред Войков (7 июня), неподалёку от полустанка Ждановичи под Минском перевернулась дрезина, на которой Иосиф Опанский вёз задержанного нашими пограничниками польского поручика. Опанский погиб. Вроде бы, совершенно случайно. Но официально было объявлено, что его смерть произошла в результате террористического акта врагов революции.
Не удаляло ли ОГПУ лишних свидетелей так блестяще завершившейся акции с полпредом Войковым?
Но не слишком ли много возникло загадочных «случайных» совпадений: «случайно» захотели пофотографироваться, затем «случайно» возник стрелок с фотографией в руке, и, наконец, в тот же день совершенно «случайно» погиб чекист, организовывавший это покушение?
Как бы там ни было, но после знакомства со всеми этими подробностями совсем иначе воспринимается фраза, прозвучавшая из уст Маяковского на диспуте 29 марта 1929 года:
«Писателям советую купить фотографические аппараты и научиться ими снимать».
В том же году в одной из статей он добавит:
«Мы знаем – будущее за фотоаппаратом».
Вполне возможно, что Маяковский что-то всё-таки подозревал, о чём-то догадывался. Не случайно же в «Дневнике моих встреч» Юрия Анненкова появилась запись:
«Было бы ложным думать, что наезды в Париж оставались для Маяковского простым туристическим развлечением. Далеко не так. Фаворит советской поэзии, Маяковский должен был всякий раз после возвращения в Советский Союз давать отчёт о своём путешествии».
Как видим, Юрий Анненков подошёл почти вплотную к разгадке истинной подоплёки зарубежных «ездок» поэта. А может быть, даже разгадал чекистскую тайну, которой был опутан Маяковский, весьма прозрачно намекнув о ней читателям своей книги.
Тем временем террористические акты в Советском Союзе резко участились.
Борис Бажанов:
«Летом 1927 года я отдыхаю в Крыму. Перед моим отъездом я получаю из ЦК предостережение всем ответственным работникам – быть осторожным: по Москве бродит опасный террорист. Я уезжаю в Крым и узнаю, что террорист бросил бомбу на собрании в Ленинградском партийном клубе; десятки убитых и раненых. С этим террористом я потом познакомился в Париже и Берлине. Это очаровательный и чистейший юноша Ларионов».
Да, 7 июня тройка боевиков Русского общевоинского союза (Виктор Ларионов, Сергей Соловьёв и Дмитрий Мономахов) нелегально проникла на территорию СССР и пробралась в здание Агитпропагандного Отдела Ленинградской Коммуны, забросав гранатами заседавших там коммунистов. В результате один человек погиб, а двадцать шесть получили ранения. Боевики же благополучно скрылись и вернулись за рубеж.
Впрочем, так везло далеко не всем террористам. Об этом – Борис Бажанов:
«В это время (1927 год) начальник Общевоинского Союза Кутепов ведёт борьбу против большевиков. Ряд жертвенных мальчиков и девушек отправляются в Россию бросать бомбы по примеру старых русских революционеров. Но они не знают силы нового гигантского полицейского аппарата в России. Им как будто бы помогает большая и сильная антибольшевистская организация – “Трест”. На самом деле “Трест” этот организован самим ГПУ. Все его явки, квартиры, сотрудники – все чекисты. Террористы переходят советскую границу, прямо попадают в лапы ГПУ, и их расстреливают.
Больше того. Помещение Общевоинского Союза в Париже, в котором ведёт свою антибольшевистскую работу генерал Кутепов, находится в доме, принадлежащем Третьякову, русскому капиталисту, председателю Русского Торгово-Промышленного Союза (объединение крупных торговцев и фабрикантов). И никто не знает, что Третьяков – агент ГПУ, что в стене кабинета Кутепова он установил микрофон, и всё, что делается у Кутепова, сейчас же точно известно ГПУ. Все детали о террористах, которые поедут в Россию, ГПУ знает задолго до их поездки».
Что же касается взрыва, произведённого боевиками в городе на Неве, то ленинградское ГПУ тотчас же арестовало четырёх «монархистов», якобы пособничавших в совершении этого террористического акта и осенью расстреляло их.
Реакция на убийство
Вряд ли Маяковского тяготила необходимость «давать отчёты» о результатах своих вояжей – уж чего-чего, а писать он умел. Правда, с ошибками и без знаков препинания, но правщиков у него было предостаточно.
2 июня «Комсомольская правда» опубликовала стихотворение Маяковского «Господин "народный артист"». Оно предварялось прозаическим пояснением:
«Парижские "Последние известия" пишут: "Шаляпин пожертвовал священнику Георгию Спасскому на русских безработных в Париже 5000 франков. 1000 отдана бывшему морскому агенту, капитану 1-го ранга Дмитриеву…"»
Маяковский прокомментировал эту прозу стихами:
«Ишь сердобольный, / как заботится!
Конечно, / плохо, если жмёт безработица.
Но… / удивляют получающие пропитанье.
Почему / у безработных / званье капитанье?»
Несколько десятков поэтических строк (лесенкой) выражали негодование из-за такой щедрости знаменитого певца. Заканчивалось стихотворение очередным призывом:
