Утром следующего дня Агабеков пришёл на совещание к советскому полпреду в Персии Якову Христофоровичу Давтяну (он был самым первым начальником ИНО ВЧК):
«На совещание как старый чекист был приглашён также советник Логановский. По линии Наркоминдела уже поступила телеграмма добиться во что бы то ни стало уничтожения Бажанова. Это был чуть ли не первый случай, когда Наркоминдел выступил согласованно с ГПУ. Тогда это меня сильно удивило. Потом же я узнал, что приказ убить Бажанова был дан по всем линиям самим Сталиным, в секретариате которого работал Бажанов до своего отъезда в Туркестан…
К вечеру следующего дня аэроплан “Юнкерс”, вылетевший рано утром из Тегерана, сделав над Мешедом несколько плавных кругов, опустился на покрытый снегом аэродром».
Борис Бажанов:
«На аэроплане из Тегерана в Мешед прилетает резидент ГПУ в Персии Агабеков, и ему сразу же переводятся большие средства на организацию моего убийства. Агабеков энергично берётся за работу. Подготовка идёт по разным линиям и успешно (обо всём этом в 1931 году в своей книге расскажет сам Агабеков). И когда всё готово, вдруг Агабеков получает приказ из Москвы – всё остановить».
Вот тот секретный приказ, прилетевший в Мешед зашифрованной телеграммой:
«Во изменение нашего намерения, никаких активных мер против Бажанова и Максимова, повторяю, не принимать. Нарушение приказа подлежите революционному суду. Трилиссер».
Борис Бажанов:
«Агабеков не понимает, почему, когда всё подготовлено. Агабеков очень обескуражен. Он не знает, что Москва получила заверения о моей выдаче, переданные по линии, о которой он не догадывается».
Беглецы тем временем добрались из Мешеда в пограничный городок Дуздаб, а оттуда перебрались в Индию. И стали ждать, когда им разрешат отправиться в Европу.
Новые стихи
В январе 1928 года началась высылка из Москвы исключённых из партии оппозиционеров. Операцию по выдворению из столицы Льва Троцкого возглавлял Николай Бухарин. На квартиру бывшего наркомвоенмора был прислан отряд гепеушников, которые силой вынесли его из квартиры, усадили в автомобиль, и вместе с женой и сыновьями отвезли на железнодорожный вокзал, где водворили в вагон, отправлявшийся в Алма-Ату.
В ссылку были отправлены Григорий Зиновьев, Карл Радек, Христиан Раковский, Евгений Преображенский и многие другие оппозиционеры, среди которых был журналист Лев Сосновский (его выслали в Барнаул) и бывшая комфутка Мария Натансон (её сослали в Среднюю Азию). Льва Каменева отозвали из Италии и тоже отправили в ссылку.
Маяковский на эту расправу с оппозиционерами не откликнулся. 11 января газета «Комсомольская правда» опубликовала его стихотворение «Даёшь хлеб!», в котором были такие строки:
«Добреет крестьянство / и дом его,
и засухой / хлеб / не покаран.
Так в чём же заминка? / И отчего
хвосты / у наших пекарен?»
Поэт, ни одного раза не съездивший в деревню, чтобы узнать, как и чем живут там его соотечественники, вновь выступил с призывом:
«Несись / по деревне / под все дымки:
– Снимай, / крестьянин, / с амбара замки!
Мы – / общей стройки участники.
Хлеб – / государству! / Ни пуда муки
не ссыпем / отныне / у частника!»
Последнюю фразу жирным шрифтом выделил сам Маяковский.
Александр Михайлов:
«За несколько выездов из Москвы в конце 1927 и начале 1928 года Маяковский выступил, кроме Москвы и Ленинграда, в Харькове, Ростове, Новочеркасске, Таганроге, Армавире, Баку, Тифлисе (пять раз!), Казани, Свердловске, Перми, Вятке, Днепропетровске, Запорожье, Бердянске, Житомире, Киеве, Виннице, Одессе, снова в Киеве… Это по март включительно…
Поездки и выступления прерывались, как это было в Баку, из-за проклятого, преследовавшего его простудного заболевания, и всё же за осень 1927 и зиму 1928 года Маяковский провёл около восьмидесяти вечеров в различных городах».
Мнительного Маяковского все его болезни тревожили необыкновенно. Стоило чуть сорваться уставшему от многочисленных выступлений голосу, как поэт начинал спрашивать лечивших его врачей, не рак ли горла у него. Внезапная боль в животе рождала другой вопрос: не рак ли у него пищевода? Как только возникала простуда, он принимался интересоваться: не туберкулёз ли это?
В последней декаде января поэт приехал в Свердловск и сразу написал стихотворение «Екатеринбург – Свердловск»:
«Из снегового, / слепящего лоска,
из перепутанных / сучьев / и хвои —
встаёт / внезапно / домами Свердловска
новый город: / работник и воин…
У этого / города / нету традиций,
бульвара, / дворца, / фонтана и неги.
У нас / на глазах / городище родится
из воли / Урала, / труда / и энергии!»
В самом конце января, всё ещё продолжая находиться в Свердловске, Маяковский написал ещё одно стихотворение – «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру»:
«Я пролетарий. / Объясняться лишне.
Жил, / как мать произвела, родив.
И вот мне / квартиру / даёт жилищный,
мой, / рабочий, / кооператив.
Во – ширина! / Высота – во!
Проветрена, / освещена / и согрета.
Всё хорошо. / Но больше всего
мне / понравилось – / это:…»
Понравившееся литейщику Козыреву «это» было ванной, в которой имелись водопроводные краны:
«На кране / одном / написано: / "Хол.",
на кране другом – / "Гор."».
Стихотворение заканчивается словами искупавшегося в ванной литейщика:
«Себя разглядевши / в зеркало вправленное,
в рубаху / в чистую – / влазь.
Влажу и думаю: / – Очень правильная
эта / наша, / советская власть».
18 февраля «Рассказ литейщика Козырева» напечатала газета «Правда». Юрий Анненков, ознакомившись с этим стихотворением, написал:
«Впрочем, не следует забывать, что своего литейщика Маяковский недаром назвал Козыревым, то есть – козырь, удачник.
