В начале марта 1928 года в Сибирь отправилась и экспедиция режиссёра Всеволода Пудовкина – снимать фильм по мотивам ещё не опубликованного романа сибирского писателя Ивана Михайловича Новокшонова, сценарий для которого и написал Осип Брик, работавший тогда заведующим сценарным отделом кинофабрики «Межрабпомфильм».
28 марта Владимир Владимирович получил новый заграничный паспорт. Но…
В планы поэта-путешественника и его спутницы вновь вмешалась проза жизни: Маяковский снова заболел жесточайшим гриппом.
Пётр Незнамов:
«… в эти годы он часто недомогал, он стал восприимчив к гриппу. Привязчивая болезнь мешала этому большому человечищу. Он ходил по комнате в Гендриковом и недоумевал:
– Не понимаю, что делается с моим горлом!»
Аркадий Ваксберг:
«Маяковский тяжело заболел – грипп, которому он вообще был очень подвержен, …на сей раз был осложнён "затемнением" в левом лёгком, что грозило опасностью туберкулёза. Болезнь, которую тогда ещё не умели лечить, наводила на Маяковского панический страх».
А участники киноэкспедиции Пудовкина 2 апреля прибыли в город Верхнеудинск (ныне Улан-Уде) и приступили к съёмкам. Режиссёр Всеволод Пудовкин был очень расстроен тем качеством сценария фильма, который предстояло снять. Он потом написал:
«У меня не было заранее придуманного сценария, существовал только его сюжетный план».
Но Осип Брик, надо полагать, с гордостью сообщил о начале съёмок Маяковскому.
9 апреля харьковская газета «Вечернее радио» опубликовала заметку «Театр и искусство», в которой говорилось:
«Особенная сила и поэтический язык, которым в таком совершенстве владеет Сельвинский, делают его одним из лучших (если не самым лучшим) из современных поэтов».
В квартиру Маяковского и Бриков периферийная пресса вряд ли поступала. Но немало подобных высказываний заполняло тогда и страницы московских газет и журналов.
А тут ещё из Киева 10 апреля пришла телеграмма от Всеукраинского фотокиноуправления (ВУФКУ), в которой говорилось, что два киносценария Маяковского («Долой жир» и «Жизнь одного нагана») украинским Реперткомом отклонены.
В ответной телеграмме поэт попросил разъяснений.
За границу Лили Юрьевна была вынуждена поехать одна.
Впрочем, она ещё надеялась, что Маяковский её нагонит, и 22 апреля отправила из Берлина письмо, адресованное Владимиру Владимировичу и Осипу Максимовичу, со словами:
«Жду Волосика!»
24 апреля в Берлин полетел телеграфный ответ:
«Доктор велел неделю высидеть дома. Надеюсь выехать первых числах мая. Если проболею больше телеграфирую. Очень скучаю. Целую. Твой Счен».
А 25 апреля 1928 года в Брюсселе, внезапно заразившись туберкулёзом, скоропостижно скончался генерал Пётр Николаевич Врангель. Родственники барона считали, что он был отравлен братом своего слуги, который являлся большевистским агентом.
Преемником Врангеля на посту главы Русского Общевоинского союза (РОВСа) стал великий князь Николай Николаевич Романов Младший, являвшийся также Верховным Главнокомандующим Русской Армии. Вскоре (29 апреля) великий князь назначил председателем РОВСа генерала Александра Павловича Кутепова, который был сторонником самых активных акций против Советского Союза.
Майские события
1 мая 1928 года Маяковский встал с постели и вышел из дома. Но направился не на вокзал, чтобы поехать за рубеж, а на Красную площадь, чтобы посмотреть военный парад и демонстрацию трудящихся.
Сохранился фотоснимок, сделанный в тот день: Маяковский в кепке, в плаще (видимо, боялся простудиться) и с неизменной папиросой в углу рта.
У читателей могут возникнуть резонные вопросы: а что случилось с Натальей Брюханенко, почему она не появляется в нашем рассказе, куда исчезла?
Известно, что вплоть до весны 1928 года она встречалась с Маяковским. И потом написала:
«Этой весной наши лирические взаимоотношения прекратились».
Но почему?
Ведь ещё осенью 1927 года всё было прекрасно! И вдруг…
Владимир Маяковский на Красной площади. Москва, 1 мая 1928 г.
Что произошло?
О том, как была поставлена окончательная точка в их отношениях, сама Наталья Александровна рассказала так:
«Второй разговор о любви был весной двадцать восьмого года. Маяковский лежал больной гриппом в своей маленькой комнате в Гендриковом переулке. Лили Юрьевны не было в Москве, навещали его немногие. По телефону он позвал меня к себе:
– Хоть посидеть в соседней комнате…
В соседней – чтоб не заразиться.
Я пришла его навестить, но разговаривать нам как-то было не о чем. Он лежал на тахте, я стояла у окна, прислонившись к подоконнику. Было это днём, яркое солнце освещало всю комнату, и главным образом меня.
У меня была новая мальчишеская причёска, одета я была в новый коричневый костюмчик с красной отделкой, но у меня было плохое настроение, и мне было скучно.
– Вы ничего не знаете, – сказал Маяковский, – вы даже не знаете, что у вас длинные и красивые ноги.
Слово "длинные" меня почему-то обидело. И вообще от скуки, от тишины комнаты больного я придралась и спросила:
– Вот вы считаете, что я хорошая, красивая, нужная вам. Говорите даже, что ноги у меня красивые. Так почему же вы мне не говорите, что вы меня любите?
– Я люблю только Лилю. Ко всем остальным я могу относиться хорошо или ОЧЕНЬ хорошо, но любить я уж могу только на втором месте. Хотите – буду вас любить на втором месте?
– Нет! Не любите лучше меня совсем, – сказала я. – Лучше относитесь ко мне ОЧЕНЬ хорошо.
– Вы правильный товарищ, – сказал Маяковский. – "Друг друга можно не любить, но аккуратным быть обязаны…" – вспомнил он сказанное мне в начале нашего знакомства, и этой шуткой разговор был окончен.
Я вышла в столовую. Он лежал у себя и как будто какой-то зверь тянул басом, не то в шутку, не то всерьёз:
– У – у–у – у–у…
Как и в Кисловодске, во время болезни он был мрачный и мнительный и даже от простого гриппа сразу делался таким большим, беспомощным зверем».
Так их любовь и погасла.
А жизнь тем временем продолжалась.
Пьеса для Мейерхольда
В первой декаде мая 1928 года Маяковский получил из Киева разъяснения, касавшиеся судьбы его сценариев. Поэту сообщалось, что ещё 6 апреля Высший кинорепертуарный комитет Украины не разрешил ставить фильмы по двум сценариям Маяковского. Причины запрещения не указывались.
