Снова о дряни
Сначала вернёмся к рассказу начальника восточного сектора ИНО ОГПУ Георгия Агабекова о том, «какие преимущества» полагаются «чекистам на заграничной работе»:
«Резидент ГПУ получает 250 долларов в месяц на всём готовом, которые почти целиком остаются в его кармане. За рубежом чекист не обязан состоять в бесчисленных “добровольных” обществах, о которых я упомянул выше, и не вносит никаких членских взносов. Кроме того, пользуясь своей неограниченной властью в хозяйственных советских учреждениях, резидент обычно устраивает на службу своих жён и родственников…
С другой стороны, резидент ГПУ получает полную самостоятельность действий, так как подчинён только Москве. А Москва – далеко. Подсматривать и доносить на него некому, ибо он сам монопольно уполномочен за всеми следить и на всех доносить. Вот тут-то у резидента и выявляется его подлинная натура. Одних он милует, других предаёт. Как ему вздумается! До тех пор, пока не разыграется какой-нибудь крупный скандал. Тогда ГПУ его тихонько отзывает и направляет в другую страну. Ни ЦК, ни ЦКК не вмешиваются во внутренние дела ГПУ, а если что и всплывает на свет, то закрывают глаза».
Высказался Георгий Агабеков и о некоторых руководителях ГПУ:
«Председатель ОГПУ Менжинский, состоящий одновременно членом ЦК ВКП(б), не в счёт. Он – член правительства, больной человек. Живёт всё время на даче и выполняет предписания врачей.
Зато первый его заместитель Ягода – другого поля ягода… Все работники знают садистские наклонности Ягоды, но все боятся говорить об этом вслух, ибо иметь Ягоду врагом – это минимум верная тюрьма».
В этот момент Борис Бажанов, один из врагов Ягоды, сумевший увернуться от гепеушной тюрьмы, находился в Индии и подводил итоги своего пребывания в руководящем штабе большевистской державы. Он пытался понять, что ожидает партию, которая совершила Октябрьскую революцию:
«Постепенно партия (и в особенности её руководящие кадры) делится на две категории: те, кто будет уничтожать, и те, кого будут уничтожать. Конечно, все, кто заботится больше всего о собственной шкуре и о собственном благополучии, постараются примкнуть к первой категории (не всем это удастся: мясорубка будет хватать направо и налево, кто попадёт под руку); те, кто во что-то верил и хотел для народа чего-то лучшего, рано или поздно попадут во вторую категорию.
Это, конечно, не значит, что все шкурники и прохвосты благополучно уцелеют; достаточно сказать, что большинство чекистских расстрельных дел мастеров тоже попадут в мясорубку (но они – потому, что слишком к ней близки). Но все более или менее приличные люди с остатками совести и человеческих чувств наверняка погибнут».
Приведём ещё несколько высказываний Георгия Агабекова о гепеушных начальниках, которые жили припеваючи, а некоторые ещё и беспробудно пьянствовали:
«Стоит ли приводить факты деяний всех начальников отделов? Не ясна ли картина морально разложившегося, бюрократического аппарата, за которым “вожди” стараются ещё сохранить звание “меча в руках пролетариата”, а по существу уже ставшего орудием подавления трудящихся?
Многие до того привыкли к своему положению привилегированных, что даже не замечают его. В распоряжении каждого из них автомобиль и секретарь, и этот секретарь обо всём заботится. Иногда целыми днями в сопровождении жены своего начальника мечется по магазинам и возвращается к вечеру с нагруженной продуктами, винами, материей машиной. И всё это без всякой оплаты, без денег. Да и какой председатель кооператива или магазина посмеет просить денег или отказать в чём-нибудь начальнику отдела всесильного ГПУ, куда он может быть приведён каждую минуту как арестованный?
А ведь не только верхушка ГПУ, но и верхушки всех советских наркоматов живут вот так, без денег, на всём готовом. Не отсюда ли то, что среди верхушки держится идея, что “мы уже вступили в царство социализма, где труд оплачивается по потребностям и где отпадает надобность денежного знака”.
Ибо на самом деле среди этой верхушки “социализм” в полном расцвете. Жри, сколько хочешь, и делай, что тебе вздумается, только ратуй за ЦК партии – “вот программа такого социализма”.
Но ведь число этой верхушки – всего несколько тысяч, а как же в остальной России? Остальные 160 миллионов живут впроголодь или голодают.
Таковы мои наблюдения за двухлетнее пребывание в Москве…»
Владимир Маяковский тоже высказался на эту тему, но он рассматривал не «верхушку» советского общества, а рядовых обывателей, поместив в августовском номере журнала «Экран» стихотворение «Стих / не про дрянь, / а про дрянцо. Дрянцо / хлещите / рифм концом»:
«Всем известно, / что мною / дрянь
воспета / молодостью ранней.
Но дрянь не переводится. / Новый грянь
стих / о новой дряни…
Теперь – / затишье. / Теперь не народится
дрянь / с настоящим / характерным лицом.
Теперь / пошло / с измельчанием народца
пошлое, / маленькое, / мелкое дрянцо…
Об этот / быт, / распухший и сальный,
долго / поэтам / язык оббивать ли?!
Изобретатель, / даёшь / порошок универсальный,
сразу / убивающий / клопов и обывателей».
Обратим внимание, что в этом стихотворении «клопы и обыватели» названы не просто «дрянью», а «мелким дрянцом». Не является ли это очередным подтверждением раздора между Владимиром Маяковским и Осипом Бриком? Поэт явно копил материал против своего «друга» и «наставника».
Поэт-конструктивист Илья Сельвинский в 1928 году выпустил книгу «Записки поэта», в которой были строки о Маяковском:
«Но тут мне показали в окно Великого конферансье земли русской – Владима Владимыча Маяковского. Знаменитость колокольным литьём командора шагала по плитам. Ему в спешном порядке требовалась пуля Дантеса. Друзья и враги, как говорят, объявили конкурс».
Что это? Шутка? Или очередной укол, очередная подковырка?
Ответа на эти вопросы «Записки поэта» не давали.
А Якова Блюмкина в тот момент Иностранный отдел ОГПУ забросил резидентом в Палестину. Для прикрытия своей нелегальной деятельности он отправился туда под видом персидского купца Якуба Султанова, который торговал древними еврейскими книгами. Знание восточных языков, полученное во время учёбы в академии Генерального штаба, очень помогло Блюмкину заняться этим новым для него делом. Он открыл в Константинополе букинистический магазин, в котором продавались раритеты, конфискованные большевиками в синагогах страны Советов и изъятые из библиотек и музеев.
