Книга Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам, страница 90. Автор книги Эдуард Филатьев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам»

Cтраница 90

В конце года планировалось участие Шейнмана в переговорах с американскими финансистами, для чего предполагалась поездка его в Соединённые Штаты. Однако состояние больного советского банкира помешало этому. И 1 декабря 1928 года глава акционерного общества «Амторг» Саул Григорьевич Брон получил телеграмму, подписанную самим Иосифом Сталиным. В этом послании говорилось:

«Шейнман серьёзно захворал, выбыл из строя, останется в Германии. Взамен Шейнмана посылаем Сокольникова».

Но Григорию Сокольникову Северо-Американские Соединённые Штаты в визах отказали. И Шейнмана уговорили поехать за океан, дождавшись выздоровления. 20 декабря политбюро постановило:

«Одобрить предложение т. Шейнмана о его поездке в Америку после праздников».

Обо всех этих проблемных вопросах, которые занимали тогда членов советского правительства, Владимир Маяковский, конечно же, ничего не знал. У него было немало и своих собственных забот. И мы бы, наверное, никогда не стали бы так подробно расписывать биографию Арона Шейнмана, если бы обстоятельства не складывались так, что судьбе советского банкира предстояло пересечься с судьбой советского поэта.

Домашние хлопоты

Своим «Кисам» (Лили и Осипу) вернувшийся из заграницы Маяковский привёз массу подарков. Но самым главным был автомобиль марки «Рено». Ваксберг пишет:

«Достался он Маяковскому тяжело: с трудом удалось наскрести денег, с трудом уладить таможенные формальности (без помощи того же Агранова вряд ли это могло обойтись). Самому Маяковскому автомобиль был напрочь не нужен».


Главная тайна горлана-главаря. Книга 4. Сошедший сам

Лили Брик на автомобиле «Рено» В.Маяковского


И, тем не менее, он написал стихотворение «Ответ на будущие сплетни», которое было опубликовано в январском номере журнала «За рулём»:


«Москва / меня / обступает, сипя,

до шёпота / голос понижен:

"Скажите, / правда ль, / что вы / для себя

авто / купили в Париже?"»


Водить машину Маяковский не умел. Учиться вождению не стремился. Да и купленная машина не соответствовала его габаритам. Лили Брик впоследствии написала:

«Маяковский привёз из Парижа автомобиль, такой маленький, что сам с трудом влезал в него, согнувшись в три погибели».

Но «Ответ на будущие сплетни» всё же заканчивался словами:


«Не избежать мне / сплетни дрянной.

Ну что ж, / простите, пожалуйста,

что я / из Парижа / привёз Рено,

а не духи / и не галстук»


Ваксберг эти строки прокомментировал так:

«Галстук, кстати, он привёз тоже: как и духи: и то и другое для Лили. Но "Рено" затмил всё остальное».

Лили Брик:

«Я, кажется, была единственной москвичкой за рулём, кроме меня управляла машиной только жена французского посла».

Но у Маяковского был ещё один «подарок» для Лили Брик – стихи, посвящённые Татьяне Яковлевой.

Лили Брик отреагировала на них (в пересказе Бенгта Янгфельдта) так:

«Я огорчилась, когда Володя прочёл мне "Письмо из Парижа о сущности любви", – призналась Лили впоследствии. Это был эвфемизм – она испытала не огорчение, а разочарование и обиду. Подтвердив чувства Маяковского к Татьяне, стихотворение нанесло страшный удар по самолюбию; впервые её место в жизни и в поэзии Маяковского оспаривалось, и это стало для неё потрясением».

Но «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви» было не единственным стихотворением, посвящённым Татьяне. Было ещё одно – «Письмо Татьяне Яковлевой», в котором говорилось:


«Ты одна мне / ростом вровень,

стань же рядом / с бровью брови,

дай / про этот / важный вечер

рассказать / по-человечьи».

Заканчивалось стихотворение так:

«Ты не думай, / щурясь просто

из-под выпрямленных дуг.

Иди сюда, / иди на перекрёсток

моих больших / и неуклюжих рук.

Не хочешь? / Оставайся и зимуй,

и это оскорбление / на общий счёт нанижем.

Я всё равно / тебя / когда-нибудь возьму —

одну / или вдвоём с Парижем».


Вскоре из Парижа пришло письмо – от Марины Цветаевой, которая писала:

«Дорогой Маяковский! Знаете, чем кончилось моё приветствование Вас в "Евразии"? Изъятием меня из "Последних новостей", единственной газеты, где меня печатали – да и то стихи – 10–12 лет назад».

А Элли Джонс, так и не дождавшись весточки от Маяковского, написала ему письмо, отправив его в дом, что в Лубянском проезде. Она сообщала свой новый нью-йоркский адрес, добавив при этом (словно что-то предчувствовала):

«А знаете, запишите этот адрес в записной книжке – под заглавием "В случае смерти, в числе других, прошу известить и – нас". Берегите себя».

С чего вдруг у Элли Джонс возникла такая просьба?

Бенгт Янгфельдт предположил следующее:

«Маяковский боялся, что его убьют. Двадцатые годы были эпохой беззакония и бандитизма, и в Сокольниках, и в Гендриковом переулке их неоднократно пытались ограбить, Маяковский постоянно носил собой кастет и заряженный пистолет. Своими стихами и вызывающими манерами он будил в людях сильные реакции, и однажды один сумасшедший пытался его убить».

Просьба Элли Джонс заинтриговала и Аркадия Ваксберга, который, поразмышляв, написал:

«Чем была вызвана эта просьба? Какие обстоятельства побудили мать его дочери смоделировать ситуацию, для которой, вроде бы, не было никаких оснований? Сколько-нибудь точного ответа на этот загадочный вопрос не существует. Да – тоже странное дело! – его никто до сих пор и не ставил. Лишь Валентин Скорятин, следуя версии о насильственной смерти поэта, считал, что Маяковский допускал возможность своего убийства и этим подозрением поделился с Элли. Никаких оснований для такой версии не существует – загадка, увы, так загадкой и остаётся. Но нет оснований отвергнуть и другую версию. Маяковский вполне мог поделиться с Элли своим предчувствием смерти, не обязательно вовсе насильственной, и Элли вполне могла отнестись к этому всерьёз. А ведь мысли о смерти действительно посещали поэта».

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация