Выступая во второй раз, Маяковский сказал:
«Пьесу вместе со мной делали комсомол и "Комсомольская правда". Хотя она подписана моей фамилией, делали мы её вместе…
Теперь я вообще перейду на пьесы, так как делать стихи стало слишком легко».
Но когда на одном из других обсуждений его спросили, почему «Клоп» написан прозой, а не стихами, Маяковский ответил:
«Лучше, чем Грибоедов, я не напишу, а писать хуже не хочу».
Одно высказывание исключает другое! Ведь если писать стихи «стало слишком легко», почему бы не попробовать посостязаться с Грибоедовым?
И всё-таки признание Маяковского о том, что он «перейдёт на пьесы», заставляет задуматься. Либо знаменитейший поэт наконец-то прислушался к многократным советам Осипа Брика (не тратить времени на создание стихотворений и поэм, а сочинять рекламу), либо – в пику тому же Осипу Максимовичу – Владимир Владимирович решил сам отказаться от поэзии. Как бы там ни было, но это было первым публичным заявлением известнейшего стихотворца о том, что он покидает поэтическую вершину – ту самую, на которую ему несколько лет назад удалось торжественно взойти.
2 февраля, выступая на обсуждении «Клопа» в клубе рабкоров «Правды», Маяковский заявил:
«У меня в пьесе человек, с треском отрывающийся от класса во имя личного блага. Это образец политического замирения. Я не хочу ставить проблему без расчёта уничтожить её корни. Дело не в вещах, а в отрыве от класса. Из бытового мещанства вытекает политическое мещанство…
Если вы говорите, что рабкоры пишут о том же мещанстве, – это похвала мне: значит, вместе бьём и добьём».
Обратим внимание, как решительно поэт выступал против «бытового мещанства», считая, что оно неизменно приводит к мещанству политическому.
Впрочем, присмотримся повнимательнее к новой пьесе, про которую Луначарский сказал: «Меткая и злая сатира!», а Юрий Анненков добавил: «"Клоп" …является уже прямой сатирой на советский режим».
Феерическая комедия
Место действия первых четырёх картин пьесы «Клоп» – город Тамбов. Всё начинается с того, что некий Присыпкин («бывший рабочий, бывший партиец, ныне жених»), сменивший свою «неблагозвучную» фамилию на «французский» псевдоним Пьер Скрипкин, готовится к свадьбе и покупает продукты для неё. Его сопровождает будущая тёща Розалия Павловна и некий «самородок из домовладельцев» по фамилии Бочкин, тоже сменивший свою не слишком элегантную фамилию и ставший Олегом Баяном.
Во второй картине жених Пьер Скрипкин покидает своё «молодняцкое общежитие», так как строить социализм не желает, а мечтает уже сейчас пожить «изящной» жизнью. Поэтому он и женится на парикмахерше Эльзевире.
В третьей картине справляют свадьбу.
В четвёртой – вспыхивает пожар, и все участники свадьбы погибают.
Действия остальных пяти картин происходят 50 лет спустя – в 1979 году, в стране, где уже построено социалистическое общество. На территории «бывшего Тамбова» на семиметровой глубине обнаруживают «обледеневший погреб», в котором находится «замороженная человеческая фигура». Её размораживают и воскрешают.
Размороженный оказывается Присыпкиным. Но он не один. Вместе с ним размораживают и клопа! Гражданам, проживающим при социализме, объявляют, что оба оживлённых существа «водятся в затхлых матрацах времени», и Присыпкина вместе с клопом водворяют в клетку зоопарка. Для всеобщего обозрения.
Таково содержание пьесы, название которой несколько неожиданное – «Клоп».
Кого же в этом произведении драматург «обкладывал»?
В нём наносился ощутимо болезненный укол другому советскому драматургу, находившемуся тогда в пике театральной славы, но чьи пьесы дружный хор критиков-ортодоксов требовал запретить. По ходу действия «Клопа» один из его персонажей, живущий в грядущем 1979 году, называл фамилию этого драматурга, оглашая перечень совершенно забытых, «умерших» слов:
«Буза, бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков…»
Впрочем, этот драматургический выпад не мешал Маяковскому с самим Булгаковым встречаться и даже играть с ним на бильярде. Об этом оставила воспоминания жена драматурга Елена Сергеевна, описав Михаила Афанасьевича и …
«… актёрский клуб, где он играл с Маяковским на биллиарде, и я ненавидела Маяковского и настолько явно хотела, чтобы он проиграл Мише, что Маяковский уверял, что у него кий в руках не держится…»
Павел Лавут:
«Маяковский был искусным игроком и обладал тем преимуществом, что обеими руками (он был левшой) с одинаковой силой и ловкостью владел кием. Помогал ему и рост: он доставал любой шар на самом большом столе. Но, пожалуй, основные его качества как игрока – настойчивость и выносливость».
Лев Никулин:
«Владимир Владимирович играл, надо сказать, артистически, он был весь стремительность, вся энергия в игре, движения его были на редкость пластичными и сильными, глаза горели; порывистым движением он вгонял шар за шаром в лузу, шутил, смеялся, при удаче что-то напевал и мрачнел при каждом промахе, которых, кстати, почти не было.
Он любил втягивать в игру всех окружающих, чтобы те стояли за него или против него – всё равно, интерес был в чисто спортивном азарте, потому что он играл и "на позор", на пролаз под бильярдом, или на то, чтобы проигравший с чувством, обязательно с чувством, наизусть читал "Птичку божию". Он всё время был неутомим и свеж, хотя был уже поздний час, у его противника двоились в глазах шары на зелёном поле, а он сохранял энергию и готовность продолжать турнир».
Но в пьесе Маяковского никакого бильярда не было. Кого же тогда она «загоняла» на сцену для всеобщего обозрения и осмеяния?
«Обкладывающая» пьеса
С точки зрения самых обычных законов сцены, «драматургия» – та самая, которой так восторгался Художественно-политический совет ГосТИМа – в «Клопе» практически отсутствует.
Ведь пьесы, как известно, создаются для того, чтобы их разыгрывали актёры. Актёрам же необходимо, чтобы образы развивались, то есть в пьесе была та самая «драматургия», когда и роль играть интересно, и само воплощение этой роли увлекает зрителей.
А у образов героев «Клопа» никакого развития нет – вся пьеса представляет собою набор живых картинок. По сути дела, пьеса написана как сценарий игрового пропагандистского фильма, одного из тех, что не сходили с тогдашних киноэкранов страны Советов. Таких сценариев Маяковский успел создать к тому времени более десяти, некоторые были экранизированы. Так что поэт имел неплохой «киносценарный» опыт.
Пьесы же Маяковского всегда отличались публицистичностью, декларативностью и почти полным отсутствием той самой драматургичности, которая так необходима сцене.
