Человек, «заночевавший» в доме Бриков в Сокольниках, явно был гепеушником – кто же, кроме сотрудника этого чрезвычайного ведомства мог носить с собой пистолет в портфеле?
Эльза Триоле оставила воспоминания и о «рабочей» комнате Маяковского:
«Пока Володя был в Америке, да и после его приезда, когда он жил в Сокольниках, я ночевала у него в Лубянском проезде. Подъезд во дворе огромного хмурого дома; комната в коммунальной квартире, дверь прямо из передней. Одно окно, письменный стол, свет с левой стороны. Клеёнчатый диван. Тепло, глухо, не очень светло, отчего-то пахнет бакалейной лавкой».
Так как жилищный кризис в советской столице был по-прежнему жутчайший, задача, вставшая перед Маяковским, оказалась чрезвычайно трудной. Но Владимир Владимирович с ней справился. Причём на удивление быстро – получил в Моссовете ордер на шикарную по тем временам четырёхкомнатную квартиру.
Бенгт Янгфельдт:
«Сразу после возвращения из США в декабре 1925 года Маяковский получил квартиру в Гендриковом переулке на Таганке, несколько в стороне от центра Москвы. Это была небольшая – три спальни по десять квадратных метров и четырнадцатиметровая гостиная – но не коммунальная, а своя квартира».
По тому, как построена последняя фраза Янгфельдта, сразу чувствуется, что писал её гражданин свободной страны, которому о порядках, царивших в первом в мире государстве рабочих и крестьян, известно понаслышке. У советских граждан язык не повернулся бы назвать квартиру в Гендриковом переулке небольшой – ведь она состояла из четырёх комнат, была отдельной (не КОММУНАЛЬНОЙ) и предназначалась всего лишь одному (ОДНОМУ!) человеку. Мало этого, за Маяковским сохранялась его «рабочая» комната в Лубянском проезде. Ситуация просто неслыханная!
Как такое могло произойти?
За что беспартийный поэт, не занимавший ответственных постов в советских учреждениях, получил такой необыкновенный подарок?
Ответ напрашивается один. Поскольку распределением московского жилья занимались гепеушники, получение Маяковским четырёхкомнатной квартиры выглядит как награда за отличное выполнение ответственейшего задания.
Что это было за задание, догадаться нетрудно – Маяковский только что вернулся из Америки, где был ликвидирован Эфраим Склянский. А так как приказ о ликвидации мог исходить только из Кремля, то удивляться щедрости награды просто не имеет смысла.
Вспомним, что Сергей Есенин, тоже совершивший незадолго до этого аналогичный вояж в Европу и Америку, но задания ГПУ не выполнивший, не только никакой квартиры, даже маленькой комнаты так и не получил.
Поэтому очень странно, что практически все биографы Маяковского пишут о получении им квартиры как о само собой разумеющемся событии. Бенгта Янгфельдта мы только что процитировали. Обратимся к Александру Михайлову:
«Маяковский вселился в небольшую, но всё-таки четырёхкомнатную квартиру, полученную им от Моссовета, сохранив за собой комнату в Лубянском проезде».
Аркадий Ваксберг:
«Маяковский добился для себя и для Бриков большой – по советским нормам – квартиры в Гендриковом переулке, на Таганке, сохранив за собой рабочий кабинет в Лубянском проезде».
Ваксберг вновь неточен. Квартиру Маяковский получил только для себя, Брики тут совершенно не причём.
Лили Юрьевна о получении квартиры написала следующее:
«После долгих хождений он получил ордер на квартиру в Гендриковом переулке, откуда выселили нэпманов. Но она была так запущена, что въехать немыслимо. С потолка свисали клочья грязной бумаги, под рваными обоями жили клопы, а занять её надо было немедленно, чтобы кто-нибудь не перехватил под покровом ночи. С жильём было тогда сложно. И вот Осип Максимович и приятель наш, художник Левин, взяли по пустому чемодану и «въехали», то есть провели две-три ночи без сна, сидя на чемоданах. В очередь с ними дежурили Владимир Владимирович и Асеев – до утра играли в «66», пока нашли рабочих и начали ремонт».
В этих воспоминаниях – ещё одно косвенное подтверждение гепеушного происхождения квартиры. Ведь отбирали жильё у нэпманов всё те же работники ведомства Феликса Дзержинского. Они же распределяли и освободившуюся жилплощадь среди своих (нуждавшихся) людей.
А вот в то, что Брики и Маяковский боялись, «чтобы кто-нибудь не перехватил» полученную поэтом квартиру, что-то не очень верится. Уж кто-кто, а люди, дружившие с Аграновым и с Ягодой, были обеспечены самой надёжной охраной.
Ремонт же квартиры, в самом деле, требовался основательный. Янгфельдт пишет:
«Именно для того, чтобы финансировать ремонт, Маяковский и отправился в турне. Перед отъездом он попросил Луначарского – в который раз! – похлопотать, чтобы у него не отняли жильё, на этот раз в Гендриковом переулке. Хлопоты увенчались успехом; кроме того, специальным постановлением Моссовета сняли угрозу уплотнения, вместо этого Маяковский смог «уплотнить» квартиру по собственному желанию, прописав туда Лили и Осипа».
Просьба Маяковского о самоуплотнении сохранилась – вот она:
«Председателю Жилтоварищества д[ома] 13/15 по Гендрикову переулку.
Прошу прописать в моей квартире тт. Л. Ю. Брик и О. М. Брик.
В. Маяковский».
Как видим, четырёхкомнатные апартаменты поэт назвал «моей квартирой».
Декабрь 1925-го
Ту пору хорошо описал Матвей Ройзман:
«На дворе уже стоял морозный декабрь 1925 года, столица жила полной жизнью. В домах и учреждениях работало паровое отопление, сугробы снега увозили на грузовиках, кое-где, особенно на Тверской, перед магазинами тротуар посыпали песком. Горожане ходили одетые в зимние шубы и пальто. На улицах появились в своих бросающихся в глаза костюмах продавщицы «Моссельпрома» с красивыми лоточками…
В народившихся, как грибы после дождя, ночных ресторанах и кабаре процветали дивы с крошками собачками, обезьянками, а нэпмачи, растратчики, спекулянты, купали их в золоте, – фигурально, а реально, как когда-то замоскворецкие купчины, – в наполненных шампанским ваннах. Открывались клубы, где играли в рулетку, и крупье с прилизанными волосами, с пробритыми проборами, восседали, как боги, и громким голосом чётко объявляли:
– Игра сделана! Ставок больше нет!
В те дни возвращались с фронтов гражданской войны истинные сыны республики – бойцы и командиры, своей грудью отстоявшие родину от четырнадцати держав. Эти достойные люди с презрением смотрели на круговорот жадных людишек, перед которыми маячил мираж обогащения…»
1 декабря в Доме печати Маяковский читал стихотворения, написанные в Америке. Газета «Известия» сообщила:
«Хорошие стихи В. Маяковского были прочитаны с большим подъёмом».
