«…чекисты, как бы шутя, стали стаскивать с Есенина брюки (чтобы лишить его мужественности). Поэт схватил медный подсвечник и ударил им Блюмкина по голове. Тот упал без сознания. Испугавшийся Леонтьев выстрелил. Очнувшийся Блюмкин ударил рукояткой нагана Есенина в лоб. Потом Блюмкин звонил Троцкому и договорился об инсценировке самоубийства и об устранении следов».
Николая Леонтьева через несколько дней после смерти Есенина отправили на Дальний Восток (на подпольную работу в ставке атамана Семёнова). После Отечественной войны Леонтьеву дали 25 лет лагерей «за измену чекистскому делу». Отсидев срок и выйдя на свободу, он и рассказал подробности того давнего убийства. В частности, упомянул и об ответе Троцкого Блюмкину (в пересказе того же Виктора Кузнецова):
«Тот ему ответил, что завтра появится его статья в газете о том, что неуравновешенный, упаднический поэт наложил на себя руки, и все замолчат».
Убийцам оставалось только замести следы.
Виктор Кузнецов:
«Подальше от любопытных глаз нашли захудалый номер, обставили его на скорую руку, притащили тело злодейски убитого поэта».
Женщина, работавшая уборщицей в «Англетере», много-много лет спустя призналась, что видела, как в пятый номер какие-то мужчины заносили что-то завёрнутое в ковёр.
Художник Василий Семёнович Сварог (Корочкин), оказавшийся утром 28 декабря в пятом номере «Англетера», с удивлением обнаружил множество ворсинок от ковра на сорочке и в волосах Есенина. На рисунке Сварога брюки поэта расстёгнуты и спущены.
Эдуард Хлысталов, тоже выпустивший книгу о Есенине, написал в ней:
«Провокаторы из ЧК, а затем ГПУ всё делали, чтобы уничтожить поэта «законным» путём. Одного за другим убивали в подвалах Лубянки его друзей… А 28 декабря 1925 года его самого обнаружили повешенным в гостинице «Англетер»».
Официальная версия утверждает, что своё предсмертное письмо Есенин вручил поэту Вольфу Эрлиху. О том, что это был за человек, говорит только один факт: вскоре после смерти Есенина ему «за особые заслуги» дали отдельную квартиру. Сохранилось письмо Эрлиха матери:
«Сам я живу замечательно. Две комнаты с передней, а я один. Сам к себе в гости хожу. Шик!»
А Есенин своего жилья так и не заработал.
Существуют версии, в которых утверждается, что «предсмертное» письмо на самом деле написано не Есениным, а Блюмкиным. Действительно, вспомним начало «Чёрного человека»:
«Друг мой, друг мой, / Я очень и очень болен…»
А «предсмертное» послание начинается:
«До свиданья, друг мой, до свиданья».
Написав все восемь строк стихотворения, Блюмкин якобы подделал почерк поэта и переписал стихи «кровью» (чьей?).
Но, во-первых, проведённая экспертиза показала, что эти восемь строк написаны самим Есениным. Во-вторых, если вчитаться в них со вниманием, то приходишь к выводу, что никакого «прощания» в них нет, а «предсмертного прощания» – тем более. Давно уже возникло предположение, что строки эти написаны в ответ на слова, сказанные, надо полагать, Яковом Блюмкиным. Целый день он и Леонтьев убеждали Есенина в том, что сотрудник ОГПУ покинуть своё ведомство не может. Отступников уничтожают. И, расставаясь на какое-то время с поэтом, Блюмкин ещё раз напомнил ему:
– Я ухожу. До свиданья, друг мой Серёжа! И подумай о том, что тебя ожидает в случае твоего отступничества. Хорошенько подумай!
Есенин подумал. И написал ответ – другу своему Блюмкину. И вручил ему, когда тот вернулся.
Вот эти-то строки Блюмкин и передал потом Вольфу Эрлиху. И даже, пожалуй, подсказал, что их следует опубликовать. Эрлих данное ему поручение выполнил – и 31 декабря 1925 года «Красная газета» напечатала стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья» вместе со стихами, посвящёнными Илье Ионовичу Ионову, поэту и издательскому работнику, другу Есенина и родному брату жены Григория Зиновьева – «Издатель славный!» (Ионов эти стихи так и не издал).
Тело убитого поэта в ночь с 28 на 29 декабря сторожил в морге Обуховской больницы на Фонтанке поэт Василий Князев, о котором Виктор Кузнецов в своей книге высказался так:
«Не ошибёмся, если предположим, что Князев выполнял в ГПУ роли самого дурного свойства».
На своём «дежурстве» Князев написал стихотворение, опубликованное потом в «Новой вечерней газете»:
«В маленькой мертвецкой, у окна,
Золотая голова на плахе.
Полоса на шее не видна –
Только кровь чернеет на рубахе».
Виктор Кузнецов задался вопросом, с какой целью поэт Князев сторожил тело поэта Есенина:
«Почему на роль сторожа выбран не какой-нибудь служитель прозекторской (здесь работали восемь человек), а заботливо опекаемый партцарьком Зиновьевым преданный ему бард?..
Цель палачей и их порученца в морге Обуховской больницы: не допустить к осмотру тела поэта ни одного человека, ибо сразу же обнаружились бы страшные побои и – не исключено – отсутствие следов судмедэкспертного вскрытия. Поставленную перед ним кощунственную задачу негодяй выполнил – не случайно в 1926 году его печатали как никогда обильно. Иуда щедро получал свои заработанные на крови сребреники. Другого объяснения странного дежурства в мертвецкой стихотворца-зиновьевца трудно найти».
А теперь вернёмся к выяснению того, кто же являлся убийцей Есенина. В путевых заметках, которые вёл во время своего путешествия Николай Рерих (они были опубликованы впоследствии под названием «Алтай – Гималаи»), сразу же после того, как в них было сказано, что «монгольский лама» говорит по-русски, он стал упоминаться очень редко. Почему? Ответ напрашивается один: Блюмкин сообщил Рериху (показав ему соответствующие документы), кем он является и кого представляет. И Рерих стал соблюдать конспирацию – на тот случай, если его записи вдруг попадут в руки местных властей.
Что же касается внезапного отъезда Блюмкина в Москву, то оно могло произойти только после вызова его руководством ОГПУ. Но зачем было отзывать агента, когда акция, в которой он участвовал, только-только началась, а экспедицию, по словам Рериха, «ждали в Лхасе», столице Тибета? Но даже если бы такой вызов всё-таки был (вот только как его могли доставить?), для того, чтобы добраться до Москвы, потребовалось бы очень много времени. А в записях Рериха от 1 декабря 1925 года есть такая фраза:
«Лама очень хотел бы повидать хазарейцев – монгольское племя, оставшееся после нашествия в Афганистане».
К тому же экспедиция Рериха была задержана властями города Хотана, за ними была установлена слежка и никого никуда не выпускали.
Так что участие Якова Блюмкина в задержании Сергея Есенина в Ленинграде и в убийстве поэта ничем не подтверждается. Алиби Блюмкина слишком непоколебимо и убедительно.
