«Что касается задач сегодняшних работников над словом (организаторов языка), то нужно пересматривать запасы старого словесного материала и создавать из них новую речь, организующую сегодняшний день…
Слово, как и общественная структура, как быт, как одежда, как воздух – требует «проветривания», «чистки», «мытья». Искусство должно тесно сомкнуться с жизнью (как интенсивная функция последней). Либо слиться с ней, либо погибнуть».
Складывается впечатление, что Маяковский как будто предчувствовал, что новая власть, пришествие которой было не за горами, очень скоро начнёт «проветривать», «чистить» и «мыть» как само искусство, так и тех, кто работает в нём над словом.
А Наташе Симоненко запомнилось, что Маяковский совершенно неожиданно обрушился на поэта второй половины XIX века Семёна Надсона:
«Помню плохо освещённый, невероятно набитый народом Драматический театр. Помню, что в этот вечер Владимир Владимирович был очень зол и нервен. Громил Надсона.
– Пусть молодёжь лучше в карты играет, чем читать этих поэтов!
Доказывал необходимость агитационного стиха.
– Каждая папиросная коробка имеет шесть сторон, на которых можно и нужно печатать стихи!
Читал свои рекламы для Резинотреста»
Газета «Пролетарская правда»:
«…к нам, как на биржу труда, потянулись безработные поэты и художники с требованием работы. За это – спасибо Вам, товарищ Маяковский!»
А в это время в Сорренто, где проживал А. М. Горький, приехала художница Валентина Ходасевич. Она, по словам писательницы Нины Берберовой, принялась писать портрет Горького…
«…и учит нас танцевать чарльстон, которому научил её недавно Маяковский».
В самом конце второй декады января Владимир Владимирович вернулся в Москву.
Кафе «Домино»
Поздней ночью 19 января 1924 года в советской столице произошёл инцидент, участниками которого были поэты Сергей Есенин и Алексей Ганин. Видимо, где-то на вечеринке Ганин пересказал Есенину содержание своих тезисов, в которых говорилось о том, что в России все мало-мальски значимые места захватили лица иудейской национальности. И предложил Сергею зайти в кафе поэтов, чтобы наглядно убедиться в том, что там – сплошь иудеи: от швейцара до конферансье.
Один из очевидцев случившегося дал потом в милиции такие показания:
«Я сидел в клубе поэтов и ужинал. Вдруг влетели туда Сергей Есенин и Ганин. Не говоря ни слова, Есенин и Ганин начали бить швейцара и, продолжая толкать и бить присутствующих, добрались до сцены, где начали бить конферансье. Пришедший милиционер просил всех разойтись, но Есенин начал бить по лицу милиционера, последний при помощи дворника усадил его на извозчика и отправил в отделение. В продолжение всей дороги Есенин кричал: «жиды предают Россию» и т. д.»
Дворник тоже оставил показания, написав, что Есенин…
«…разорвал мне тулуп и бил по лицу, кричал «бей жидов» и всё в этом духе».
Через два дня газета «Рабочая Москва» опубликовала статью «Новые подвиги поэта Есенина». В ней, в частности, говорилось:
«Во 2-ом часу ночи, 19 января, в кафе «Домино», на Тверской улице, зашёл прославившийся своими пьяными выходками поэт Есенин. Есенин был сильно пьян.
Швейцар пытался не пустить пьяного в кафе, Есенин набросился на швейцара и силой ворвался в помещение.
– Бей конферансье! – закричал скандальный поэт.
Завязался скандал. Швейцар вызвал милицию.
Явился постовой милиционер Громов и предложил Есенину:
– Пожалуйте в 46 отделение…
Но справиться одному милиционеру с буйным Есениным было не под силу. Пришлось звать дворника.
По дороге Есенин совсем вошёл в азарт. Дворник и милиционер, не согласившиеся с его лозунгом – «Бей жидов, спасай Россию», были избиты. При этом поэт совершенно не стеснялся в выражениях, обзывая своих спутников «жандармами, старой полицией, сволочью» и т. п. Попутно обругал Демьяна Бедного и Сосновского.
В отделении Есенин продолжал буйствовать, кричать и ругаться.
Пришлось вызвать врача, определившего у Есенина сильную степень опьянения и нервного возбуждения.
Наутро, вытрезвевшись, Есенин был отпущен под подписку. Это уже третья по счёту подписка».
Та «подписка» сохранилась. Вот она:
«Обязуюсь за пределы Москвы не выезжать. С. Есенин».
В постановлении о предании поэта суду говорилось:
«…гр-н Есенин, явившись в кафе «Домино», начал придираться без повода к посетителям и кричал: «бей жидов»».
Обратим внимание на довольно любопытное обстоятельство: в кафе ворвались два поэта, оба были нетрезвы, оба дебоширили, а к суду привлекли только одного.
В тот же день (19 января) в Москву вернулся Маяковский. Видимо, сразу же он занёс в записную книжку четверостишие о реке Тереке, которое впоследствии было вставлено в стихотворение «Тамара и Демон»:
«Чего же хорошего? / Полный развал!
Шумит, / как Есенин в участке.
Как будто бы / Терек / сорганизовал,
проездом в Боржом, / Луначарский».
Вечером 19 января Маяковский посетил театр Мейерхольда, где состоялась премьера спектакля «Лес» по пьесе А. Островского. В этот день Зинаида Райх, бывшая жена Есенина, ставшая супругой Мейерхольда, впервые вышла на сцену в качестве актрисы.
А через несколько дней в стране окончательно утвердилась новая власть, и началась новая эпоха.
Часть вторая. Расправа с бунтарями
Глава первая. Новая власть
Смерть вождя
В те дни страна готовилась отметить очередную годовщину «кровавого воскресенья» – 9 января 1905 года (по старому стилю) в Петербурге была расстреляна мирная демонстрация рабочих. Но 21 января 1924 года (по новому стилю) произошло событие, затмившее все остальные – скончался Владимир Ильич Ленин.
22 января «Известия ЦИК» опубликовали стихотворение Маяковского «9 января», посвящённое девятнадцатилетию трагических событий. Но когда читаешь его в наши дни, складывается ощущение, что поэт писал и о тех битвах, что ожидают страну в недалёком будущем:
«О боге болтая, / о смирении говоря,
помни день – / 9-е января…
Рабочие, / помните русский урок!
Затвор осмотрите, / штык / и курок.
В споре с врагом – / одно решенье:
Да здравствуют битвы! / Долой прощения!»
22 января Маяковский присутствовал на заседании Всероссийского съезда Советов, на котором Михаил Иванович Калинин сообщил о смерти вождя. Потом в поэме о Ленине появятся строки:
