– Не поеду. Боюсь.
Несколько затянувшаяся беседа Серебрянской и начальника внешней разведки закончилась очень просто. Трилиссер после уговоров и объяснений положил свою ладонь на руку Серебрянской и мягко, но твёрдо сказал:
– Ну, вот что, Полина Натановна. Или вы поедете за границу к мужу, или вам придётся положить на стол партийный билет».
И Серебрянская поехала. И стала вместе с мужем создавать глубоко законспирированную агентурную сеть советских агентов в Палестине.
Один из тех, кому торжества по случаю 125-летия со дня рождения Пушкина не принесли никакой радости, был поэт Алексей Ганин. Он вскоре написал:
«…я оказался в крайне отчаянном положении: без работы, без комнаты, без денег…
Дома осталась ни с чем жена и двухлетняя дочь, перенесшая летом тяжёлую дизентерию. А жена всё ещё тосковала о маленьком сыне, умершем в то же время и тоже от дизентерии…
Я окончательно остался на мели, во власти всяких случайностей. Вечера до глубокой ночи проводил в кафе, в пивных, а ночевать уходил к моему бывшему другу поэту Есенину, в дом «Правды» по Брюсовскому переулку».
А в Секретном отделе ОГПУ (СО ОГПУ) пушкинский юбилей решили отметить по-особому: внимательно (по-чекистски) присмотревшись к московским поэтам. Ведь согласно опубликованным гепеушным документам той поры, именно в середине лета 1924 года в этот отдел начали поступать сведения о том, что группа столичных стихотворцев «в целях борьбы с соввластью приступает к образованию террористической организации». Наиболее активными назывались поэты Алексей Ганин, братья Пётр и Николай Чекрыгины, Виктор Дворяшин и Владимир Галанов.
Но если внимательно присмотреться к этим «организаторам» террористического подполья, то окажется, что все они были всего лишь стихотворцами, привыкшими работать со словом, и никакого опыта подпольной работы не имевшими. У большинства же остальных членов этой «террористической организации» знакомство с её вожаками («организаторами») было вообще шапочное. Вот что через какое-то время рассказал обо всём этом Алексей Ганин:
«С Петром и Николаем Чекрыгиными я познакомился весной… Через некоторое время, по-моему, в мае, встречает меня Пётр Чекрыгин на Тверской и предлагает вступить в Орден русских фашистов, говоря при этом несколько комплиментов о моём уме. Я говорил, что я – поэт, занимаюсь исключительно литературой, но… я сказал: хорошо, подумаю».
Всё это свидетельствует о том, что, скорее всего, «террористов-подпольщиков» выдумали в ОГПУ. По совету Владимира Джунковского и по аналогии с придуманным им «Монархическим объединением Центральной России» (МОЦРом) – для того, чтобы облегчить борьбу с антибольшевистским подпольем. А «Орден русских фашистов» понадобился для того, чтобы, раскрыв его, показать всесокрушающее гепеушное могущество.
Как бы там ни было, но летом за выявленными «подпольщиками» началась усиленная слежка.
Поэзия и реклама
18 июля 1924 года в театре Мейерхольда состоялся диспут по только что поставленному спектаклю «Д. Е.» (пьеса была написана Михаилом Подгаецким по роману Ильи Эренбурга «Трест Д. Е.» и роману Бернгарда Келлермана «Тунель»). В обсуждении принял участие и Маяковский. О его выступлении журнал «Новый зритель» написал:
«Несколько лет тому назад, – начал Маяковский, – считалось признаком хорошего тона крыть Мейерхольда. В настоящее же время, наоборот, принято говорить о нём всякую высокопарную чепуху. Как представитель «Лефа», я, конечно, принимаю и на себя те нападки, которые из известного лагеря сыплются на Мейерхольда. Однако на сей раз я и сам считаю нужным влить ложку дёгтя в ту бочку похвал, которую тут наполняют. Но это вовсе не значит, что я выступаю против Мейерхольда».
Журнал «Советский театр» продолжил пересказ выступления поэта:
««Д. Е.» произвело на меня удручающее впечатление. Мейерхольд – гениальный режиссёр по сравнению с прочей театральной ерундой. Пьеса же «Д. Е.» – абсолютный нуль. Слово в ней, её сценический материал – убожество. Переделывать беллетристические произведения в пьесу может только тот, кто выше их авторов, в данном случае – Эренбурга и Келлермана. Без этого условия спектакля как орудия классовой борьбы нет и быть не может…
Затхлый «Лес» Островского на революционных подмостках был шагом назад. Выхолощенное «Д. Е.» – второй шаг назад. Мейерхольд это лучше всех понимает. Но всё же любой лозунг «Д. Е.» – лучше галиматьи старых театров».
Когда Мейерхольду предоставили заключительное слово, он ответил и Маяковскому, о чём журнал «Новый зритель» сообщил так:
«Мне приятно, – говорил Мейерхольд, – что Маяковский, наконец, высказался. Ведь, в сущности, после «Мистерии-буфф», он сел под стеклянный колпак, откуда ему, по-видимому, очень удобно наблюдать, как я один борюсь на левом фронте.
Пока вы не вылезете из-под стеклянного колпака, товарищ Маяковский, нам с вами не по пути. Вы бросаете театру обвинение в том, что он пренебрегает словесным материалом. Почему же вы за последние годы ни одного драматического произведения не написали?»
Маяковский на этот вопрос не ответил, так как времени на написание пьесы у него не было. Все его творческие силы в тот момент отдавались сочинению рекламы папирос: «Таис», «Посольские», «Басма» и «Селям». Закончив эту работу, он выехал на юг по маршруту: Севастополь – Ялта – Новороссийск – Владивкавказ – Тифлис.
Известно стихотворение Сергея Есенина «На Кавказе», написанное в сентябре 1924 года. В нём есть такое четверостишие:
«Мне мил стихов российских жар –
Есть Маяковский, есть и кроме,
Но он их главный штабс-маляр,
Поёт о пробках в Моссельпроме».
Уехал из страны Советов и Юрий Анненков, впоследствии написавший:
«Я покинул Советский Союз летом 1924 года, семь месяцев спустя после смерти Ленина…»
Хотя в Советском Союзе художник Анненков не бедствовал, являясь чуть ли не официальным портретистом большевистских вождей, в своих мемуарах он утверждал, что покинул страну Советов по политическим мотивам. В это не очень верится, так как напрашивается совсем другая версия: ОГПУ нуждалось в своих людях на Западе (таких, как Илья Эренбург, Лев Никулин, Александр Кусиков и многие, многие другие). И Юрий Анненков, надо полагать, согласился стать одним из таких гепеушных агентов. Эту версию подтверждают и некоторые загадочные его поступки в последующие годы, с которыми мы ещё встретимся.
А пока вернёмся к тогдашнему увлечению Владимира Маяковского. Даже далёкий от всех поэтических групп секретарь политбюро Борис Бажанов и тот написал о поэте:
«Был он бесспорно талантлив. Был хамоват и циничен. Во время НЭПа сочинял для советских торговых органов за мзду рекламные лозунги».
