И тут произошло событие экстраординарное. Приехавший из Вены в Берлин резидент разведывательного управления Красной армии (РУ РККА) Владимир Степанович Нестерович отправился во французское консульство. Это он, герой гражданской войны, награждённый орденом Красного Знамени и почётным революционным оружием, в январе 1921 года командовал летучим корпусом, созданным специально для того, чтобы разгромить повстанческую армию Нестора Махно. Корпус Нестеровича 24 дня преследовал махновцев, пройдя за это время 1200 километров. Разбить армию анархистского батьки не удалось, но ей были нанесены огромные потери. Затем (уже во главе 9-й кавалерийской дивизии) Нестерович вновь преследовал Махно – вплоть до его бегства в Румынию.
После завершения гражданской войны Владимир Нестерович учился в Военной Академии РККА, окончив которую вновь занимал командные посты в Красной армии. В августе 1924-го он перешёл в Разведывательное управление РККА, и его (под фамилией Ярославский, оперативная кличка Ибрагим) направили работать в Австрию. И вот теперь он попросил у французского консула (в обмен на секретную информацию) французский паспорт на право въезда во Францию. Когда об этом узнали работники ОГПУ, Меер Трилиссер послал в Германию агентов, специально обученных расправляться с неугодными.
Океанское плавание
21 июня 1925 года пароход «Эспань», среди пассажиров первого класса которого находился Владимир Маяковский, покинул западное побережье Франции и направился к берегам Испании.
В написанном (по возвращении домой) очерке «Моё открытие Америки» есть описание:
«Пароход «Эспань» 14 000 тонн. Пароход маленький, вроде нашего «ГУМ'а». Три класса, две трубы, одно кино, кафе-столовая, библиотека, концертный зал и газета».
В том же очерке – признание поэта, на которое мы уже не раз ссылались:
«Мне необходимо ездить. Общение с живыми вещами почти заменяет мне чтение книг».
22 июня показался испанский порт Сантандер. Отсюда наш путешественник отправил письмо Лили Юрьевне, в котором написал:
«Мой «Эспань» – пароходик ничего. Русских не обнаружено пока. Едут мужчины в подтяжках и с поясом сразу (оне испанцы) и какие-то женщины в огромных серьгах (оне испанки). Бегают две коротких собачки. Японские, но рыженькие, обе одинаковые.
Целую тебя, родненький, и бегу изучать по-французски, как отправить письмо.
Целую тебя и Оську.
Весь ваш Щен.
22/VI-1925».
Под текстом письма – юморной рисунок: пароход с двумя трубами, под ним написано: «Атлантический океан», а на его носу сидит маленький щеночек («Щен») и смотрит вперёд.
Кроме возможности послать письмо в Москву эта остановка в порту Сантандер вдохновила поэта на написание стихотворения «Испания». За время непродолжительной стоянки увидеть можно было немного. Но тридцать девять строк (лесенкой) появилось. Начиналось стихтворение так:
Рисунок В. Маяковского из письма Л. Брик, 22 июня 1925 г.
«Ты – я думал – / райский сад.
Ложь / подпивших бардов.
Нет – / живьём я вижу / склад
«ЛЕОПОЛЬДО ПРАДО».
Из прилипших к скалам сёл
опустясь с опаской,
чистокровнейший осёл
шпарит по-испански».
Что это? Юмор? Но какой-то чересчур иронический, с подковыркой. Заканчивается стих ещё круче:
«Кастаньеты гонят сонь.
Визги… / пенье… / страсти!
А на что мне это всё?
Как собаке – здрасте!»
А ведь поэта никто в Испанию не звал, не приглашал. Зачем же так неуважительно о ней высказываться?
Из Сантандера пароход взял курс на запад (с небольшим южным уклоном) – в сторону Америки. В «Моём открытии Америки» говорится:
«Палуба разукрашена разноцветными фонариками, и всю ночь танцует первый класс с капитанами. Всю ночь наяривает джаз:
Маркита, / Маркита, / Маркита моя!
Зачем ты, / Маркита, / не любишь меня».
А повсюду – куда ни посмотри – водный простор до самого горизонта.
«Моё открытие Америки»:
«Спокойный океан скучен. 18 дней мы ползём, как муха по зеркалу… И всё время надоедающая (даже до тошноты) вода и вода.
Океан надоедает, а без него скушно».
И Маяковский написал стихотворение «Атлантический океан». В нём те же слова: «а кругом – вода», и эта вода напомнила поэту нечто родное, советское: «воднячий Ревком» и «всеводный ЦИК». Заканчивается стихотворение так:
«То стынешь / в блеске лунного лака,
то стонешь, / облитый пеною ран.
Смотрю, / смотрю – / и всегда одинаков,
любим, / близок мне океан.
Вовек / твой грохот / удержит ухо.
В глаза / тебя / опрокинуть рад.
По шири, / по делу, / по крови, / по духу –
моей революции / старший брат».
Сочинив этот стих, Маяковский заскучал («Событий никаких»). Так как по-прежнему дел и забот у него не было никаких, он занялся словотворчеством («работал со словами»). Как-то его взгляд упал на капитанский мостик, и поэт принялся переставлять слоги. Из «капитанского мостика» получилось необычайно звучное словосочетание: «монский капитастик». Понравилось. Впоследствии Владимир Владимирович часто рассказывал об этом своём «открытии» знакомым.
Ещё Маяковский начал философствовать. И даже стихотворение сочинил под названием «Мелкая философия на глубоких местах». Самая первая «мелочь» была направлена против заклятого недруга поэта – главного редактора газеты «Известия ЦИК» Юрия Стеклова, который писал длинные статьи-передовицы (Маяковский называл их «стекловицами»):
«Есть / у воды / своя пора:
часы прилива, / часы отлива.
А у Стеклова / вода / не сходит с пера.
Несправедливо».
Владимир Владимирович ещё не знал, что Стеклова уже сменил Скворцов-Степанов, но поэту, как он сам потом признавался, очень хотелось «досадить» редактору, не пропускавшему в печать его стихотворений.
