Однако она уже его жена. Гости говорят тосты в честь невесты, то есть ее. Потом она обнаружила себя стоящей в дверях и прощающейся со всеми, после чего Эдмунд передал ее на попечение высокой, тощей женщины, своей экономки, которая отвела Джорджиану в ее комнату и пожелала доброй ночи.
Джорджиана не смела даже дышать.
Как же ей сказать Эдмунду, что она готова разделить с ним брачное ложе?
Джорджиана могла побиться об заклад, что у Сьюки подобных проблем в первую брачную ночь не возникло бы. Сестра инстинктивно догадалась бы, как возбудить и воспламенить мужа, доведя до состояния, когда он отпустил бы всех слуг, а жену затащил в укромный уголок, а не отправил в спальню одну.
Но Джорджиана столь долго отвергала собственное тело, что совершенно не умела пользоваться им себе во благо, как сделала бы на ее месте любая другая женщина. Из-за того, что некогда ее назвали потаскухой, и из опаски, что она и в самом деле такая, она безжалостно подавляла чувственную сторону своей натуры, поэтому теперь, пожелав отпустить себя на свободу, не знала, с чего начать.
Джорджиана позволила Мэвис, горничной, ожидающей в огромной роскошной спальне, подготовить себя ко сну. Мысленно настраиваясь спать в одиночестве.
Через несколько минут после того, как горничная удалилась, унеся с собой перекинутое через локоть свадебное платье Джорджианы, а сама Джорджиана легла в богато украшенную, пахнущую лавандой кровать с балдахином, раздался стук в дверь.
Сердце ее екнуло. Она натянула одеяло до подбородка, гадая, уж не Эдмунд ли пожаловал.
— Войдите, — пропищала она неуверенным голоском. Нерешительность сопровождает ее сегодня весь день. Даже дольше — с тех пор, как они с Эдмундом обручились. Нет, еще дольше — с тех пор, как отец женился на мачехе, и они заставили ее поверить, что из нее не вырастет ничего хорошего.
Это в самом деле был Эдмунд. И он хмурился.
— Что-то случилось? — От его внимательного взгляда не укрылось то, как отчаянно Джорджиана прижимает одеяло к груди. — Я же уже говорил, что не стану набрасываться на тебя, требуя исполнения супружеского долга. Я пришел лишь, чтобы…
— Но как раз в этом и дело, — поспешно перебила его Джорджиана, решив ухватиться за возможность рассказать ему о своих чувствах. — Я бы хотела, чтобы ты набросился! — воскликнула она, откидывая одеяло прочь и вставая с постели. — Ну, то есть не совсем набросился. Но чтобы ты… начал… э-э-э…
— Джорджи, нет нужды это говорить, — перебил он, подходя к ее туалетному столику и ставя на него тяжелую коробку, которую принес с собой. — Я же видел, как ты весь день нервничала. Если это означает, что ты хочешь поскорее со всем покончить, то…
— Нет! Я вовсе не нервничаю. Ну, это не совсем правда. На самом деле я ужасно нервничаю. Но больше не боюсь. И… меня уже не отвращает идея… — Взглядом она указала на кровать.
Перехватив ее взгляд, Эдмунд нахмурился еще сильнее.
— Джорджи, я пришел лишь для того, чтобы подарить тебе… маленький свадебный подарок.
Сердце ее упало.
Дело, оказывается, вовсе не в ее отношении к… этому. А в его. Он вовсе не кажется сгорающим от нетерпения женихом.
Хорошо Сьюки было советовать Джорджиане соблазнить Эдмунда своим… достоинством. Он никогда и виду не подавал, что интересуется ее грудью. В то время как другие мужчины не могли отвести взор от выреза ее платья, Эдмунд всегда смотрел ей в глаза.
И сейчас тоже. Во взгляде его светилась нетерпеливость. При этом он теребил ручку ящика орехового дерева.
Если Эдмунд не хочет ее, как жених хочет невесту, ей нужно просто научиться с этим жить.
Жить в браке без любви, начало которому они сегодня положили.
Она подошла к стоящему у туалетного столика Эдмунду. На лице его застыло угрожающее выражение.
— Можно мне открыть его прямо сейчас?
— Разумеется. Я очень хотел при этом присутствовать, — сказал он, отступая на шаг, когда Джорджиана положила руку на крышку. — Мне пришло в голову, — продолжил он, — что, если бы у нас был традиционный период ухаживаний, я бы уже преподнес тебе множество подарков. Поэтому мой первый дар будет совершенно особенным. Только помни, Джорджи, — добавил он, накрывая ее ладонь своей в тот момент, когда она хотела поднять крышку, — что я ученый, а не какой-нибудь треклятый щеголь. Надеюсь, ты поймешь меня.
Она всмотрелась ему в лицо, поражаясь прозвучавшим в его голосе оборонительным ноткам.
— Уверена, что так и будет, — заверила Джорджиана, чувствуя, что это не просто подарок, но и некое испытание. Испытание, которое она намерена с честью выдержать.
Глава 20
— Можно посмотреть?
— Да, конечно, — спохватился Эдмунд, убирая руку.
Заинтригованная столь нехарактерным для него проявлением нерешительности, Джорджиана наконец сняла крышку и заглянула внутрь.
В блестящем ящике орехового дерева обнаружилась стеклянная коробочка с деревянной крышкой, заполненная, на первый взгляд, разнообразными веточками с листьями. Лишь присмотревшись повнимательнее, она увидела около дюжины различных видов гусениц, ползающих среди листвы. Некоторые были совершенно уродливыми на вид. По крайней мере, большинство людей сочли бы их таковыми. Особенно если бы получили на свадьбу подобный подарок вместо бриллиантового колье или, скажем, томика стихов. Но Эдмунд придает этим гусеницам такое большое значение, что Джорджиана просто обязана понять скрытое сообщение. Ей не пришлось долго размышлять.
— Превратятся ли они в разнообразных бабочек, вроде тех, что я принесла тебе в последний наш день вместе, перед тем как тебя отослали прочь?
Эдмунд расслабил плечи.
— Верно. Здесь все, какие я сумел найти. Вот эта, — он указал на бледно-зеленую личинку с черными пятнышками, — превратится в большую белую бабочку. Те маленькие коричневые создания, питающиеся засохшими цветками, станут углокрыльницами, а вот эти черные, что сидят на крапиве, обернутся — хочешь верь, хочешь нет — бабочками, зовущимися павлиний глаз.
Изучая ящичек с гусеницами, они почти соприкасались головами, так что Джорджиана щекой ощущала теплое дыхание Эдмунда, согревающее все ее тело вплоть до кончиков пальцев. Тут она вспомнила, что он ничего подобного не испытывает.
— Это очень… мило с твоей стороны, — выдавила она наконец дрожащим голосом. — Найти бабочек в это время года в Лондоне абсолютно невозможно, поэтому у тебя не получилось бы в точности повторить мой сюрприз. Но твой подарок свидетельствует о желании, чтобы я видела в тебе друга. Друга, который всегда придет мне на выручку, вне зависимости от того, как это может быть трудно или какие препятствия придется ради этого преодолеть.
— Именно так, — довольно подтвердил Эдмунд. — В детстве мы были добрыми друзьями, так ведь?
Не вижу причин, препятствующим нам построить брак на дружбе. И заботе. И взаимном уважении. Теперь, когда мы женаты, ты вольна приезжать в Бартлшэм так часто, как пожелаешь. И жить там столько, сколько захочешь. Фонтеней-Корт стал твоим домом, и тебе не нужно опасаться, что кто-то отнимет у тебя крышу над головой. Выйдя за меня замуж, ты обрела стабильность и безопасность.
