Грета кивнула.
Мальчик провел лезвием по ее горлу.
Алая кровь залила его пальцы и грудь невольницы. Он крепко прижал ее к себе и держал до тех пор, пока жизнь не покинула ее тело.
Арена разразилась криками восторга и разочарования – в зависимости от того, какова была ставка. Те драксоры, что поставили на победу юного невольника, спешили за своим выигрышем. Другие угрюмо пялились на залитый кровью песок и неподвижное тело.
Аша в оцепенении смотрела, как мальчик, повесив голову, сидит, склонившись над Гретой. Какое-то время он не двигался, а затем поцеловал ее в лоб и пробормотал что-то вроде молитвы. Солдаты подняли тело и унесли прочь с арены.
Тогда юный невольник вонзил нож в свое собственное сердце.
11
Одно Аша знала наверняка: она не выйдет замуж за Джарека. Если она погибнет, охотясь на Кодзу, так тому и быть. Уж лучше быть мертвой, чем замужем за чудовищем.
Аша проскользнула сквозь шумную толпу драксоров и бегом бросилась по улицам, испытывая одно-единственное непреодолимое желание – погрузить лезвие своего топора в драконье сердце. Городские стены давили на нее. Она мечтала ощутить камни Расселины под ногами, почувствовать ветер пустыни на лице. Но больше всего она хотела поднять голову Первого Дракона на глазах у всего города и увидеть выражение лица Джарека, когда ее отец объявит о расторжении их помолвки.
Пока все были на арене, Аша решила совершить набег на дворцовую кухню и набрать припасов. До помолвки оставалось пять дней. Ей нужно столько еды, чтобы хватило на все это время.
В ее комнате, на столике, красовалась серебряная шкатулка. Она открыла ее и обнаружила сверкающее золотое колье с рубинами: еще один подарок от Джарека. Аша захлопнула крышку. Она облачилась в охотничью одежду, схватила оружие и вещевой мешок и отправилась к храму.
В храме молились жрицы. Аша проскользнула мимо них и двинулась по тихим коридорам, вспоминая путь к комнате с манускриптами. В глубине храма слышалась тихая мелодия: кто-то играл на лютне.
Все время, пока она шла по сумрачным коридорам, перед глазами у нее стояла седая невольница. Она видела кровь, стекающую по ее груди, тело, падающее на песок арены. Грета встала на защиту скралла, и это стоило ей жизни.
Вскоре Аша оказалась возле узкой лестницы, ведущей к двери с изображением намсары. Здесь песня слышалась громче. Она взбежала по ступенькам, встала перед дверью и уже приготовилась постучать, но остановилась на полпути, услышав доносящиеся из комнаты звуки.
Песня звучала отсюда. Кто-то за дверью пощипывал струны лютни и тихо напевал. Голос сливался с мелодией, был немного грустным – Аше послышалось в нем мягкое шуршание дождевых струй, косо падающих на песок.
Древний напев вдруг всплыл из глубин ее памяти. Она увидела, как Райан любуется танцующей в апельсиновом саду Лилиан… Это было похоже на созерцание подрагивающей водной глади тихого озера – умиротворяющее, трогательное зрелище, приносящее покой. Нет, Аша загнала видение обратно в темные глубины и ударила кулаком в дверь. Песня резко оборвалась.
Дверь открылась, Аша взглянула в веснушчатое лицо. Под глазами у скралла залегли темные полукружия.
– Смерти хочешь? Твоя песня разносится по всему храму, – она кивнула на старенькую, потрескавшуюся лютню в его руках. – Где ты ее взял?
Аша шагнула в комнату и остановилась. В своей любимой золотой тунике на полу, у полок с манускриптами, скорчившись сидел Дакс. При виде сестры он оторвался от свитка и поднялся. Невольник закрыл за ней дверь.
– Мне принес ее твой брат.
Аша не сводила взгляда с Дакса, ожидая хоть какого-нибудь объяснения. Тот поморгал, еле заметно улыбнулся и снова погрузился в чтение. «Что тут происходит?» – спросила про себя Аша. Но если она начнет задавать вопросы, то потеряет еще больше времени. Решив ничего не выяснять, она молча прошла к кушетке и подняла с пола свои серпы.
Дакс смотрел, как она засовывает оружие в ножны.
– Куда ты собралась?
Она не ответила.
Натянув кожаные доспехи, защищающие от огня руки и ноги, она надела через голову нагрудник и как следует затянула шнуровку.
– Похоже, она идет на охоту, – сказал слуга, усаживаясь на кушетку.
Он снова начал играть на лютне, и теперь Аша заметила имя «Грета», вырезанное на рукоятке. Время от времени он вздрагивал и морщился от боли, но вскоре музыка увлекла его, и он позабыл про свои недуги.
В этот раз он играл веселую мелодию, периодически выбивая ритм на грушевидном корпусе инструмента. Он позволил песне расти все выше и выше, пока Дакс не начал притоптывать в такт, расплывшись в улыбке.
Аша уставилась на них, онемев от негодования. Она не знала, что злит ее больше: то, что брат пренебрегает своим положением, или то, что он совершенно не думает о безопасности, ведь этот шум запросто может вернуть слугу туда, откуда Аша с таким трудом его забрала.
Аше захотелось подойти и как следует встряхнуть брата. Король не может себя так вести. Это поведение глупца. Она больше не могла это выносить.
– Значит, таков твой план? – она шагнула к скраллу и нависла над ним. – Привести Джарека прямо сюда?
Его пальцы перестали бегать по струнам.
– Кто-то сегодня не в настроении.
Она задохнулась от ярости, но, прежде чем успела ответить, невольник продолжил.
– Идешь на охоту? – он оглядел ее с головы до ног. – По закону, невольники-звероловы должны отдыхать три дня, прежде чем снова уходить в горы.
Аша нахмурилась. Откуда домашний слуга знает законы драконьей охоты? Обычно она давала своим невольникам пять дней отдыха. Чем дольше они отдыхали, тем лучше потом выслеживали зверя.
Невольник отложил лютню, поднялся и шагнул к Аше.
– Ты идешь одна?
Его взгляд метался по ее лицу. Он стоял так близко, что она смогла бы пересчитать все его веснушки, если бы захотела.
– Так кто из нас хочет смерти?
Она прищурилась. Дакс отложил манускрипт и встал рядом с невольником.
– Аша, – его улыбка исчезла, – охотиться в одиночку опасно.
– А украсть слугу у Джарека не опасно?
Она вспомнила свист шаксы, ревность и гнев в глазах Джарека, тяжесть его тела, пригвоздившего ее к полу.
В комнате повисла тишина. Воспоминания захлестнули Ашу, и она не могла остановить их поток. Она видела руки Греты, сталкивающие Джарека, как та дает своему убийце разрешение забрать ее жизнь, кровь Греты на песке.
– Искари, ты в порядке?
Она тряхнула головой, отгоняя воспоминания, и посмотрела слуге в глаза. В его взгляде мелькнули озабоченность и еще еле приметная нежность. По привычке она едва не велела ему отвернуться. Но истина заключалась в том, что никто никогда не смотрел на нее так, как это делал невольник: заботливо, будто бинтуя рану, мягко, словно боясь ранить.
