Ждать пришлось три дня и три ночи, прямо как в сказках. Третьей ночью Вран сам явился на его порог. Вот только Степан не сразу понял, что это Вран. Не было у нежити больше лица, вместо него – из человечьей кожи скроенная маска. И не понять, что страшнее, то кровавое месиво, что Степан видел раньше, или вот эта, похожая на огромный птичий клюв маска.
– Не ждал, пограничник? – раздалось из-под маски змеиное шипение. – Вижу, не рад ты таким гостям. Да только терпи! Я нынче буду у тебя частым гостем. Мне нынче заняться нечем.
А ворона одноглазого нигде не видать…
– Я знаю, это она сделала. – В голосе нежити послышалась боль. Или Степану только показалось? Разве может такой горевать? – Лицо забрала, крылья обрезала… Что, думаете, сломали вы меня? Так не надейся, пограничник! Дай срок, вы все умоетесь кровавыми слезами. Эту ночь ты на всю жизнь запомнишь.
– Я уже запомнил. – Степан кивнул. – А ты бы ушел подобру-поздорову, пока еще можешь.
– Так в том-то и дело, пограничник, что не могу. Ты ж понимаешь, что непростая та цепь и замок непростой. Держат они меня здесь, надолго не отпускают. А давай договоримся. – В прорезях маски сверкнули красным глаза. – Ты вернешь мне цепь и найдешь для меня замок, а я уйду из этих мест. Забуду все наши обиды, девок твоих не трону. Обещаю.
Обещает. Да только грош – цена обещаниям нежити! Успокоится Степан, лишь когда он издохнет вслед за своим вороном.
– Ну, как знаешь, пограничник. – Вран отступил от двери. – Я по-хорошему хотел. Теперь пеняй сам на себя…
Ведьма пришла на рассвете, тоже одна, без филина. Одного взгляда на старую хватило, чтобы понять – нет больше у нее особенного зверя. А другой ей не нужен, так станет жизнь доживать.
– Обещала – сделала, – сказала она и уселась прямо на пороге. Степан не успел подхватить ее под руку. – Не бойся, пограничник, – произнесла ведьма, расправляя подол своей черной юбки, – силенок моих еще на многое хватит. Даже без него… – И голос ее дрогнул. – А у нас теперь появилось время. Глядишь, и получится Златкину силу разбудить.
Получилось. Вот только знать бы заранее, кто и как эту силу разбудит…
Жизнь у Златы настала прекрасная! Волшебная просто жизнь! Поначалу-то Злата боялась этого злого и бородатого, которого лесная бабушка называла пограничником. Не верилось ей, что в таком грозном с виду человеке есть место доброте. А Дмитрия она просто стеснялась. От внимания его, от заботы ей делалось так неловко, аж до злости! Злилась, потому что понимала, не его она поля ягода, а возится с ней он исключительно из жалости. А не нужна ей его жалость! Она не собачонка бездомная, чтобы ее жалеть! Выходил, на ноги поставил – и спасибо ему за это, и низкий поклон! А вот жалеть ее не надо, и присматривать, как за маленькой, тоже не надо. Она уж давно не маленькая! Она с тринадцати лет сама по себе и ничего, не пропала. А он не понимает, смотрит так внимательно, словно изучает, словно она для него медицинский феномен, с которым непременно нужно разобраться, а до той поры присматривать и опекать.
Потому Злата и злилась, и Дмитрия пыталась разозлить. Да только он все равно не злился, так вот оказался бесчувственный. А к дому ее почему вечерами приходил, не понятно. Но наблюдать из-за угла за тем, как он мается у ее крыльца, было приятно. И сердце замирало радостно, хоть Злата в себе эту радость и старалась придушить, твердо помнила, что он столичный доктор, а она приблудыш, медицинский феномен. Говорила же лесная бабушка про какую-то силу, учила Злату силу эту призывать и обуздывать. Вот только не чувствовала она в себе никакой другой силы, кроме силы воли. Этого ей с детства было не занимать. Уж такое у нее получилось детство. А бабушка и Степан думали иначе. Степан специально ничего не спрашивал, но Злата чувствовала: он к ней присматривается и словно бы чего-то ждет. Она и старалась изо всех сил, чтобы эти их ожидания оправдать. Да только не получалось. Никакой она не феномен… Уйти бы, пойти дальше своим путем, да словно привязало ее к этому месту. Или не к месту, а к людям? К одному конкретному человеку привязало невидимыми нитями, которые одной только силой воли не оборвать.
Тогда, в Горяевском, когда Злата бросилась в прорубь за маленькой девочкой, она не думала ни о чем, и понравиться никому не хотела. Просто словно в спину толкнул кто-то невидимый, шепнул на ухо – спаси девочку! И она спасла. Сама едва не утонула, а девочку, считай, со дна вытащила. И когда тащила, видела подо льдом что-то странное, похожее на ловчие сети. Были они словно ненастоящие, но девочку опутывали крепко, тянули вниз. И рвать их Злате пришлось голыми руками. Она рвала, а сети вспыхивали от ее прикосновений. Добрый доктор Дмитрий Быстров сказал бы, что это все из-за нехватки кислорода. Да Злата и сама читала, как оно бывает, когда не хватает воздуха. Но думалось ей, что здесь что-то другое, какая-то иная, неведомая науке сила. Оттого и тянуло ее в Горяевское, чтобы с этой неведомой силой разобраться.
И хозяйки поместья ей понравились, что Оксана Сергеевна, что Анастасия Васильевна. И дочки у них были славные. Вот только не было в этом роскошном поместье места счастью. Те же сети, что раскинулись подо льдом, оплетали стены дома, пыльными лохмотьями свисали с потолка. И Злате иногда приходилось наклоняться, чтобы не задеть их головой.
А Дмитрий за нее испугался. И это был какой-то особенный испуг, словно бы он боялся Злату потерять. Нет, не как медицинский феномен потерять, а как женщину. И смотрел он на нее так, что у Златы уши горели огнем, а сердце грозилось выпрыгнуть из груди. Из той самой груди, которая так красиво, так по-взрослому смотрелась в вырезе подаренного Анастасией Васильевной платья. На вырез Дмитрий тоже поглядывал, и румянец на его щеках делался все ярче и ярче. Злате хотелось думать, что не из-за злости, а из-за волнения.
Тем вечером им удалось перекинуться всего парой фраз, но Злате хватило и малого. Одного только его прикосновения, одного только взгляда хватило, чтобы сердце перестало биться.
– Если бы с тобой что-нибудь случилось… – От волнения он, неизменно вежливый и обходительный, перешел на «ты», а Злата затаилась, дожидаясь продолжения.
Вот только он больше ничего не сказал, прижался сухими, горячими губами к ее раскрытой ладони. Всего на мгновение, а ей показалось, что прошла целая вечность. И еще кое-что она про него и про себя узнала в этот момент. От знания этого стало одновременно и страшно, и радостно. Аж до дрожи.
– Береги себя, – попросил Дмитрий на прощание. – Обещаешь?
– Обещаю, – сказала и осторожно, самыми кончиками пальцев, коснулась его колкой от пробивающейся щетины щеки.
– Я приду к тебе. Хорошо?
– Хорошо.
Ухватить бы за полы дорогого, по столичной моде скроенного сюртука и никуда от себя не отпускать, но ведь нельзя же так! Мужчину – такого мужчину! – силой не удержишь, а как удержать, Злата еще не понимала. Только одно она знала наверняка: если понадобится, она за него жизнь отдаст. Что ее бестолковая жизнь по сравнению с его?! Он людей спасает! Сначала в лесу вместе со Степаном, а потом еще и в больнице, уже в одиночку.
