Рана на шее всё никак не заживает, из-за этого я не могу спать на левом боку, как привыкла. Иногда во сне я забываю об этом ограничении, и тогда утром нахожу свои бинты и постельное бельё окровавленными. Головная боль и внезапно настигающая мучительная тошнота по-прежнему изнуряют меня, и мне приходится продолжать приём таблеток, от которых я чувствую себя вялой и заторможенной. Только ожидание делает моё существование осмысленным.
Маленький сейф из углеродистой стали, скрывающийся в кабинете, содержит в себе предмет, наполняющий мою правую руку успокоительным и одновременно тревожным весом. Этот предмет способен сделать весомыми и мои мысли, подарив им свинцовую основательность.
Все эти дни я питаюсь консервами, которые покупаю в магазинчике на Монтегю-стрит, принадлежащем неопрятному молодому парню с огромными туннелями в обеих ноздрях. В этом районе меня никто не знает, и я подолгу брожу между тесных стеллажей с проволочной корзиной в руках, выбирая свои нехитрые завтраки, обеды и ужины.
В первую неделю моего затворничества я разогревала содержимое жестяных банок и накрывала на стол как полагается – тарелки, салфетки, хлеб в корзинке. Но вскоре эти простые действия стали требовать столько усилий, что иногда я ложусь спать голодной, лишь бы не принуждать себя к сложной последовательности действий. Доставка готовой еды для меня тоже не вариант – мысль о том, чтобы разговаривать и остаться наедине, даже и на несколько минут, с каким-то посторонним человеком, приводит меня в ужас.
Точно так же я избегаю телефонных разговоров и посетителей, хотя это и нелегко. Адвокат Джозефа, по-видимому, очень добросовестный человек, он звонит мне несколько раз в день примерно в одно и то же время. Эти звонки доносятся как будто издалека, словно не имеют ко мне никакого отношения.
Почту я тоже просматриваю нерегулярно, и все письма от незнакомцев и от Джозефа удаляю не читая. Только одно сообщение привлекает моё внимание, его тема звучит и угрожающе, и интригующе: «Последнее предупреждение!» Сначала я сомневаюсь, открывать ли его (возможно, это какая-нибудь гадость от адвоката Джозефа), но потом всё-таки читаю письмо.
Оказывается, время аренды ячейки на складе, где хранятся старые вещи, истекло. Управляющий хранилищем собственноручно написал мне это гневное письмо с угрозой ликвидации моего имущества, если я в ближайшее время не заберу его.
Я совсем забыла про эти коробки. Там, должно быть, старые бабулины вещи и, наверное, вещи, оставшиеся от моих родителей. Сверив указанный номер телефона со списком пропущенных вызовов, я понимаю, что со склада мне звонили раз двадцать, не меньше.
Иногда раздаются звонки в парадную дверь, и тогда я резко вздрагиваю и почти перестаю дышать, подкрадываясь на цыпочках к тайному глазку, чтобы выяснить личность нежданного посетителя. Два или три раза я вижу немолодого импозантного мужчину с кожаным портфелем в руках, его недовольное лицо кажется мне знакомым. Немного подумав, я вспоминаю, кто это – один из известных адвокатов по бракоразводным делам, часто выступающий на местном телевидении.
Выходит, что слова Джозефа не были пустыми угрозами. Он серьёзно подготовился к разводу, заключив соглашение с самым зубастым юристом штата, который способен и старый башмак объявить совместным имуществом, после чего отсудить его вместе с компенсацией за ненадлежащий вид.
Один раз приезжает Сильвия Харрингтон, в руках она держит пакет со сладостями из модного магазина на Чёрч-стрит и пристально всматривается в окна первого этажа. Харрингтоны живут неподалёку от нас, мы часто ходили друг к другу на барбекю. Джулия, которую я уволила сразу же после разговора с Джозефом, прибирается и у Сильвии тоже.
К концу второй недели количество телефонных звонков увеличивается. Много новых незнакомых номеров. Несколько вызовов от Чейза, и даже одно сообщение.
Однажды, когда я просматриваю список пропущенных вызовов, телефон разражается бурной трелью, и я вижу, что это звонит Джозеф. Конечно же, разговаривать с ним сейчас я не собираюсь, для этого будет время, когда они с Викторией вернутся в Берлингтон. Хотя… Самолёты падают так часто. А в Атлантическом океане обитает четырнадцать видов акул, представляющих угрозу для человека. Опасность подстерегает всюду. Но я надеюсь, что они вернутся. Я терпеливо жду их возвращения, это ожидание заполняет всё моё время.
В один из дней я чувствую настоятельную потребность посмотреть на дом, в котором живёт Виктория. Я быстро собираюсь, накинув на домашнюю пижаму длинное пальто, и почему-то иду к нему пешком. Долго стою возле самой двери, потом обхожу дом по периметру и заглядываю в низкие окна на первом этаже. Столовая оформлена очень миленько, похожа на бар в придорожном салуне.
Я начинаю почти каждый день ходить к дому Виктории и прекращаю только тогда, когда женщина из соседнего коттеджа замечает меня и что-то кричит мне через дорогу с гневным лицом.
Тогда я убегаю, бегу так быстро, будто она гонится за мной, и на бегу меня душат слёзы.
Глава 11
2014 год. Джо Уайт
Этот случай, и ещё один, произошедший через несколько дней, отрезвили меня. Они заставили посмотреть на себя со стороны и ужаснуться произошедшим изменениям.
Собравшись с силами, я всё-таки заказала доставку старых коробок из ячейки платного хранилища, подумав, что несколько минут общения с грузчиками предпочтительнее, чем ехать на склад самой и выслушивать недовольство сотрудников, а потом заключать новое соглашение.
В указанное время к дому подъехал крытый фургон и из него вышли два молодых парня в комбинезонах с логотипом фирмы. Я стояла у парадного входа и наблюдала за ними через мутное стекло, собираясь с духом, чтобы распахнуть дверь им навстречу.
Когда они заносили коробки в дом, один из них не смог скрыть своего любопытства – я видела, каким брезгливым взглядом он обвёл пространство гостиной и, после этого, меня.
На всех свободных поверхностях громоздились консервные банки, грязные столовые приборы, пивные бутылки и хлебные корки со следами плесени. С подлокотника кресла, в котором я обычно сижу по вечерам, свисал длинный несвежий бинт со следами засохшей крови.
Я внезапно ощутила устойчивый кислый запах несвежей пищи, которого не замечала раньше. Так всегда пахло в родительском доме, когда я возвращалась от бабули и находила мать и отца в мятой одежде, среди картонных упаковок из дешёвых забегаловок и открытых мешков, наполненных протухшими объедками и пустыми бутылками.
От моего тела тоже исходил непривычный, какой-то звериный запах пота. Покраснев, я принялась искать мелкие купюры, но грузчики, переглянувшись, уехали, не дожидаясь чаевых.
После их отъезда я бросилась в ванную и впервые за эти дни внимательно посмотрела на себя в зеркало. Затворничество, короткий прерывистый сон и вынужденное бездействие, а также мрачные мысли, одолевающие меня, наложили свой отпечаток на мою внешность. За эти недели я стала выглядеть старше на десять, если не на пятнадцать лет.
