Ну что ответишь? Ленка, умница, как всегда нашла к нему подход. Взрослый мужик – да бог с ними, с обидами! Но как же Ленка умна и хитра! Он быстро собрал чемодан и стал дожидаться Нинку. Вышел на улицу – эх, достать бы Нинке цветов или большую коробку шоколадного набора. Да где там – магазинные полки были девственно пусты. Но в булочной ухватил огромный бисквитный торт, украшенный разноцветными кремовыми розами – уже повезло! И Нинка, конечно, обрадуется.
Узнав о его планах, она заплакала:
– Как же так, Ванечка? Значит, бросаешь старуху? Оставляешь одну, без всякой помощи?
– Какая помощь, Нин? О чем ты? Я тебе только в тягость. Сложно ведь – однокомнатная квартирка, а тут я. К тому же лишние хлопоты – что-то достать, приготовить. Я обуза, Нинок! Обуза, а никак не поддержка. Думаешь, я этого не понимаю?
Нинка плакала и убеждала его в обратном.
Конечно, он все понимал – одиночество. Страшное одиночество, безбрежное, дикое. Представлял, как Нинка приходит с работы и открывает пустую, темную квартиру. Всю жизнь одна, без семьи. Короткое счастье с Митрофанычем. Да и счастье ли? И все-таки было для кого жить. За кем ухаживать. Нет, теперь он знал точно: любые хлопоты, любые проблемы и даже беды – ничто рядом с одиночеством.
И все-таки у него своя жизнь. Ему было жаль несчастную Нинку, но это никак не могло отменить его решения. В конце концов, может, у него появился шанс что-то изменить?
В пять вечера он был на вокзале, легко купил билет – не так много людей стремилось уехать в Мурманскую область. Взял плацкарт, какой там мягкий? Не барин, доедет и так, не привыкать. Позвонил Ленке и услышал, как обрадовалась сестра.
Денег было катастрофически мало, хватило на две книжки девчонкам, довольно страшноватого и лысого пупса в коляске, килограмм московских конфет и бутылку дагестанского коньяка для Петровича, зятя.
А вот с сестрой было сложнее. Но снова повезло – у входа на вокзал заметил тетку, у которой из сумки торчало что-то снежно-белое, кружевное. Понял, что она торгует. Та, увидев его, заговорщицки кивнула. Оказалось, что белое и кружевное – ночная рубашка.
– ГДР, – приговаривала тетка, – достала по случаю! Такой красоты тебе вовек не найти.
– Да спасибо, я понял! Только размер, наверное, не подойдет – сестра у меня женщина крупная, корпулентная.
– А я? – обиделась тетка. – Я мелкая, что ли?
Она и вправду была крупной, высокой и полной.
– На себя брала, на себя, – испуганно озираясь по сторонам, пришептывала торговка. – Но не повезло, мала оказалась, зараза.
Зашли в близлежащий подъезд, и, как фокусник достает из коробки белого кролика, она извлекла из сумки «белое и кружевное».
Рубашка была и вправду сказочно красивой, из другой, незнакомой, неземной и нездешней жизни. И самое главное, тетка не обманула: она оказалась действительно большой.
Но цена! Иван выскреб последние двенадцать рублей. Испытывая небывалую радость, засунул ее в чемодан. Наверняка сестра обрадуется подарку.
Про мать он не подумал, точнее, даже не вспомнил – ни на вокзале, ни в поезде.
На оставшиеся деньги купил в дорогу в буфете еды – колесико краковской колбасы, батон белого, три отварных яйца, пару бутылок пива – гулять так гулять. И вперед, к новой жизни!
Настроение у него было приподнятое, давно такого не помнил.
В поезде, как бывает в плацкарте, было шумно и суетно. Пахло чесноком, потом, пивом и детскими пеленками – обычные поездные запахи. Но, как ни странно, они успокаивали Ивана и даже обнадеживали: поездка – это всегда начало чего-то.
Иван смотрел в окно, читал купленные на вокзале газеты, подолгу спал, курил в тамбуре, предвкушая встречу с сестрой. Сто лет они не виделись с Ленкой. Да не сто – двести!
Про мать он старался не думать, так было легче.
Ехали больше суток – ночь, день, и к поздней ночи приехали. Он вышел на перрон и поежился – холодный и резкий ветер негостеприимно плеснул в лицо. Оглянулся – сестры на перроне не было. Но к нему торопился, приветливо и обрадованно маша рукой, высокий полный мужчина – зять, догадался он, Ленкин муж.
Это действительно оказался Петрович, как называла мужа сестра, и это ему вполне подходило – у него было полное, немного рыхлое, но приветливое лицо. За толстыми стеклами очков радостно блестели уменьшенные диоптриями добрые глаза.
Петрович яростно смял его в своих объятиях, приговаривая, какое это счастье – шурин приехал. И как счастлива Леночка! А уж как ждут племянницы!
Иван успокоился – кажется, этот Петрович ему искренне рад.
Сели в автобус, и зять посетовал, что жена на работе – срочно вызвали, сложный случай, справиться может только Елена Павловна – лучший специалист.
– Да, работы у Леночки… – посетовал он. – Устает страшно. Но счастлива, веришь?
Иван кивал. А зять с воодушевлением продолжал:
– Леночка гений! Врач от бога, и работа для нее – жизнь. Это я – так. Ну лечу, да. Но отними у меня работу – проживу, не сомневайся. Я неплохой врач, и только. А Ленка гениальный! Да, да, фанатик и гений. Вот она без работы точно не сможет. И все успевает, ты представляешь? Нет, я, конечно, помогаю – уроки Светочки на мне и Томочку из садика забираю. Уборка, опять же. Ну и готовка – повар из меня неплохой. Матушка моя была поварихой, ну и меня научила. Царствие ей небесное – год назад умерла. – Петрович всхлипнул, снял очки и вытер покатившиеся слезы. – Такие женщины мне достались: матушка, жена! Девчонки мои! Вся жизнь в них, поверь! – И он снова всхлипнул.
«Кажется, мне достался очень восторженный родственник», – с теплотой подумал Иван и с неприкрытой иронией осведомился:
– А теща? И с ней тебе повезло?
– Что поделаешь, Ваня. Человек она… да, что уж там говорить, нелегкий. – Но тут же хитро прищурился: – Не все коту масленица, а?
– Понял, – улыбнулся Иван.
Подумал, что хороший мужик этот Петрович, с юморком. Жаловаться на тещу не стал. А ведь можно представить. Немножко смешной, чувствительный слишком, но Ленке, кажется, с ним повезло.
Ехали почти два часа – за окном была непроглядная темень.
– Завтра рассмотришь наши красоты, – засмеялся Петрович. – Налюбуешься. Правда, чем тут любоваться, даже не знаю, – честно признался он.
Наконец приехали, вылезли из дребезжащего, хлипкого автобусика и пошли к дому – все так, как Иван и представлял: трехэтажный блочный с двумя подъездами, холодной лестницей, пахнувшей котами и супом. И вот наконец квартира сестры. Две комнаты, небольшая кухня и крошечная, словно для лилипутов, прихожка – скинуть сапоги, сбросить куртку и упасть на кровать. Все на расстоянии вытянутой руки.
И как они будут здесь жить? Зачем он приехал… Дурак. Конечно, дурак. Снова свалился людям на голову. Хорошим, надо сказать, людям, живущим своей непростой жизнью. «Ну ничего, – успокоил себя, – поживу пару недель и уеду. Конечно, уеду, уже все понятно. Все, все. Хватит хандрить, в конце концов я приехал к любимой сестре – к своей «так сказать, сестре», – он улыбнулся, почувствовав, как соскучился по Ленке. Скорее бы она вернулась с работы.
