– У вас самая красивая фигура, какую я только видела, – сказала мисс Петтигрю.
Мисс Лафосс просияла.
– В самом деле? Как мило с вашей стороны говорить так. Вы кому угодно поднимете самооценку.
Она наконец выбрала и надела что-то шелковое, отделанное кружевами. Мисс Петтигрю облегченно вздохнула. Она готова была расширять свой кругозор, но предпочла бы, чтобы он расширялся не с такой скоростью.
– Какой беспорядок, – воскликнула мисс Лафосс. – От меня ушла горничная, а я сама никогда не умела выбирать одежду так, чтобы она потом не валялась повсюду. Однако какое из платьев?
Она держала в руках два, и оба были умопомрачительно прекрасны. Ни одна кинозвезда не отказалась бы от таких платьев. Одно, на темно-синем чехле, взрывалось буйством красок. Другое, напротив, было черным, с серебряным обхватывающим воротником и широкими прозрачными рукавами, пристегнутыми к запястьям серебряными браслетами, и серебряным же узким поясом. Мисс Петтигрю нравилось и то, и другое. Ей было все равно, какое наденет мисс Лафосс, но она приняла серьезный вид, торжественно кивнула и решительно указала на черное. Черное идет ко всему.
– Черное, – сказала она. – Со светлыми волосами, светлой кожей и синими глазами… превосходно.
Мисс Лафосс влезла в черное платье. Мисс Петтигрю помогла ей застегнуться.
– Оба только что куплены, – сказала мисс Лафосс. – Я уже совсем собралась отправить счет Нику, но теперь, когда я пытаюсь с ним порвать, я думаю, что послать его Филу будет честнее.
– Несомненно, – подтвердила мисс Петтигрю слабым голосом.
Мисс Лафосс села перед зеркалом и стала готовиться к решающему обряду, нанесению косметики. На столике перед ней стояло столько баночек и пузырьков, что мисс Петтигрю бросила затею их пересчитать.
– Алиса, – сказала мисс Лафосс, – присядьте же. Вы устанете, если будете все время на ногах.
С тех пор как мисс Петтигрю исполнилось восемнадцать и она впервые нанялась гувернанткой, никто никогда не заботился о том, устанет она или нет. Мисс Петтигрю блаженно улыбнулась, подтянула стул к столику мисс Лафосс и села.
– Простите, – сказала она, немного покраснев, – но на самом деле меня зовут Джиневра. Очень странное имя, я знаю, но мне его дала моя мать. Она очень увлекалась английскими легендами, в том числе о Ланцелоте и Джиневре. Я не спорю, впрочем, что Алиса подходит мне гораздо больше. Я выгляжу совершенно как Алиса, – грустно закончила она.
Мисс Лафосс развернулась к ней.
– Глупости! – воскликнула она. – Какое прелестное имя! Роскошное имя! И совершенно ваше. Оно сразу придает вам серьезности и значительности. Это имя для личности.
Она понизила голос.
– Мое настоящее имя – Сара Граб. Вот так! Ни единой душе на свете я не признавалась в этом, но в вас я уверена. Вы спасли сегодня мою репутацию! Когда я решила стать актрисой, мне пришлось взять другое имя. Я решила, что меня будут звать Делисия Лафосс. Я сама это придумала. Удачно, как вы считаете?
– Вы – вылитая Делисия, – подтвердила мисс Петтигрю.
– Благодарю, – сказала мисс Лафосс. – Мне тоже так показалось.
– Что значит имя, – процитировала мисс Петтигрю мечтательно.
– Будь здоров сколько всего оно значит, особенно когда один чертов репортеришка из второсортной газетки, у которого был на меня зуб, однажды раскопал, как меня зовут. Вы не представляете, через что мне пришлось пройти, чтобы убедить его не вставлять мое имя в свои печатные сплетни.
Мисс Петтигрю твердо решила не представлять.
– Это был бы конец карьеры, – продолжала мисс Лафосс. – Понимаете? Сара Граб. Печать преисподней. Разве можно восхищаться Сарой Граб? Впрочем, судьба мне улыбнулась. Он вскоре по обыкновению напился, и угодил под грузовик, так что больше мне о нем беспокоиться не пришлось.
– Как мило с его стороны, – согласилась мисс Петтигрю.
– А что на этикетке с обратной стороны? – поинтересовалась мисс Лафосс.
За этот день способность мисс Петтигрю к светской болтовне невероятно обострилась. Она сразу поняла, о чем речь.
– Петтигрю, – сказала она. – Джиневра Петтигрю. Боюсь, вам это сочетание может показаться смешным.
– Прелестно, – выдохнула мисс Лафосс. – Совершенство! Неподражаемое сочетание. И можно быть уверенной, что никакой молокосос вас не опозорит, растрепав всему свету, что на самом деле вы – Этель Блогг. Но вы уверены, – продолжала она настойчиво, – что вас никогда не влекли подмостки? С вашим-то талантом к подражанию. У меня есть кое-какие связи, имейте в виду.
– Нет, – ответила мисс Петтигрю твердо, с осознанием своей новоприобретенной серьезности, значительности и важности, – никогда.
– Жаль, – покачала головой мисс Лафосс. – Очень жаль. Огни рампы недосчитаются прекрасного имени.
Она провела гребнем по волосам.
– Прекрасные волосы, – сказала мисс Петтигрю завистливо. Она бросила взгляд в зеркало на свои прямые, тусклые пряди. – Это так важно.
– Куда уж важнее, – согласилась мисс Лафосс. – Мне повезло. У меня волосы вьются сами по себе. Но если бы не вились, то перманент дает почти тот же эффект. Поразительно, как хороший перманент может преобразить человека. Даже под дождем форма сохраняется. Плойка же, напротив, никуда не годится, расправляется немедленно, как будто и не было, и даже еще хуже.
Она оценивающе посмотрела на мисс Петтигрю.
– Определенно, так мы и сделаем. Не хочу вас обидеть, дорогая, но иногда человек со свежим взглядом может лучше понять, кому что идет. Альфонс – просто чудо, он сделает лучшим образом. Мы зайдем к нему.
Лицо мисс Петтигрю порозовело, губы задрожали, глаза засияли.
– Милая, – сказала мисс Петтигрю, – я ни в коем случае не обижена, но не кажется ли вам…
Кто-то громко зазвонил в дверь.
– Так, – сказала мисс Лафосс. – Не могли бы вы…
Могла бы она! Мисс Петтигрю вскочила, выбежала и плотно затворила за собой дверь спальни, на всякий случай. Потом она, едва не споткнувшись, метнулась к входной двери, остановилась, провела во взволнованном ожидании ровно секунду, после чего решительно распахнула ее.
Глава шестая
15:13–15:44
Мисс Петтигрю ахнула.
Пронесшееся мимо нее тело, принадлежащее женщине исключительной привлекательности, едва не сбило ее с ног. Мисс Петтигрю, раскрыв рот, жадно рассматривала посетительницу. Юна, стройна, ошеломительна. Ни кровинки в молочной белизне лица, оттенявшей кривой изгиб алых губ. Черные, словно лакированные волосы, с аккуратным пробором, изящно завитые вокруг шеи. Крохотная шляпка, неизвестным образом удерживающаяся на голове. Черные, неестественно выгнутые брови над глазами поразительной для брюнетки голубизны. Роскошные ресницы, не уступающие в пышности тем, что на экране украшали самых знаменитых кинозвезд, особенно приковали к себе внимание мисс Петтигрю. Ярко-зеленые сережки свисали с восхитительных ушей, подобно ракушкам, плотно прижатых к голове. Ее движение обволокло мисс Петтигрю облаком легкого, соблазнительного аромата духов. Что до ее платья… Мисс Петтигрю сдалась. В ее словаре не было слов, чтобы описать это сложное творение парижских модельеров. Дама отшвырнула плащ и бросила перчатки на диван. Очевидно было, что она собиралась остаться. Мисс Петтигрю закрыла дверь. Гостья беспокойно оглядела комнату.
