– Совершенство, – согласилась мисс Лафосс. – Ты волшебница, Эдит.
– Ну, свое дело я знаю неплохо, – скромно согласилась мисс Дюбарри.
Она еще раз бросила одобрительный взгляд на свое творение.
– Так, – сказала она строго. – Теперь платье.
– Может быть, все-таки расшитое, зеленое с золотом?
– Ни в коем случае, – твердо сказала мисс Дюбарри. – Для Джиневры слишком вычурное. Не ее настроение. Слишком вызывающее, если точнее. Ты из той породы, что может носить все, что угодно, и при этом хорошо выглядеть, Делисия, иначе бы всем было видно, что вкуса в одежде у тебя нет. С Джиневрой не так. Ей нужен точный расчет.
– Как скажешь, – покорно сказала мисс Лафосс.
– Черный бархат, – сказала мисс Дюбарри.
Мисс Петтигрю облачили в бархат. После минутного опасения, что оно плохо сядет, оказалось, что платье подошло – не в точности, но достаточно близко, чтобы не бросаться в глаза.
– Я так и думала, мы одного сложения, – облегченно вздохнула мисс Лафосс.
«Слава недоеданию, – подумала мисс Петтигрю неожиданно, – недоеданию и наследственности».
– Ожерелье, – приказала мисс Дюбарри. – Попроще и построже.
– Как насчет моих жемчугов? Не самые дорогие, конечно, но кто заметит?
– Превосходно.
– Нет, – твердо вмешалась мисс Петтигрю. – Я не стану носить чужие жемчуга. У меня не будет ни минуты покоя, я стану все время бояться, что они рассыплются. Благодарю, но все же нет.
Мисс Лафосс и мисс Дюбарри переглянулись.
– Она не шутит, – сказала мисс Лафосс. – Если Джиневра сказала «нет», это значит «нет».
– Нефритовые серьги, – сказала мисс Дюбарри. – И подвеску к ним. Джиневра и сверкающие камни плохо сочетаются.
Мисс Петтигрю уже открыла рот, собираясь протестовать, но мисс Лафосс ее торопливо перебила.
– Это подделка, не беспокойтесь, пожалуйста. Память о менее беззаботных временах, но Эдит они всегда нравились.
– И для позднего выхода сегодня – бутоньерку, – сказала мисс Дюбарри. – Скромную, в основном зелень и что-то матовое, но с одним ярким цветком. Настоящим, не искусственным. Настоящие цветы отражают ее личность – свежесть и естественность.
– Чистоту, – сказала мисс Лафосс.
– А к этому еще и голова.
– Просто невероятно.
– И никакого зазнайства.
– Ни капли.
– Какое счастье, – сказала мисс Дюбарри.
– Я закажу цветы, – пообещала мисс Лафосс.
– Да уж постарайся. Забавно, как все эти умники и умницы никогда толком за собой не следят. Витают в облаках. Не сочтите за обиду, конечно.
– Нисколько, – сказала мисс Петтигрю.
– Волосы, – сказала мисс Дюбарри.
Она вынула шпильки из волос мисс Петтигрю.
– Совершенно прямые, как раз такие, которые прекрасно укладываются щипцами. Чаще всего у них есть небольшое собственное направление, и тогда… О! – перебила она себя и посмотрела на мисс Лафосс: – Но твои-то вьются сами, откуда у тебя щипцы. Нам конец.
– Вовсе нет, – гордо возразила мисс Лафосс. – Помнишь, когда у Молли Леруа развилась под дождем завивка по дороге сюда, и она весь вечер ходила с секущимися концами? Ужас. С тех пор я всегда держу щипцы, на всякий случай. И штуковину, которая их нагревает.
Мисс Лафосс вытащила требуемое с видом фокусника, достающего кролика из шляпы. Мисс Дюбарри принялась за работу.
– На шампунь времени нет. Жаль, но ничего не поделаешь. По счастью, волосы и так не сальные. Не будем увлекаться, несколько локонов вполне достаточно. Полную прическу когда-нибудь потом.
Ее умелые пальцы так и мелькали. Мисс Петтигрю едва дышала. Никогда прежде ей не приходило в голову отвергать те скудные дары, которыми наделила ее природа. «К чему, – любила говорить ее мать, – пытаться мешать намерению Господа? Одобрит ли Он? Нет. Он дал тебе это лицо и эти волосы, значит, Он хотел, чтобы они у тебя были». Мисс Петтигрю молча упивалась терпким вкусом авантюры, легким ароматом распущенности, опьяняющим чувством виноватого наслаждения.
– Готово, – сказала мисс Дюбарри. – Пробор набок. Несколько случайных, наполовину развитых локонов на лбу, чтобы создать впечатление естественности и небрежности. Хорошо закрученные волосы над шеей, напротив, дают ощущение уверенности.
Она отошла на шаг, чтобы оценить свое творение.
– Вот это да, – прошептала мисс Лафосс. – Кто бы мог подумать, что прическа может так изменить человека.
– Все? – дрожащим голосом сказала мисс Петтигрю.
– Все, – сказала мисс Дюбарри.
– Как новая, – воскликнула мисс Лафосс.
– Неплохо получилось, – скромно сказала мисс Дюбарри.
– Просто не верю своим глазам, – продолжала мисс Лафосс.
– Подходящий материал, – сказала мисс Дюбарри. Не в силах больше сдерживаться, она добавила: – Не мне говорить, конечно, но работа просто отличная.
– Можно мне взглянуть? – взмолилась мисс Петтигрю.
– Зеркало к вашим услугам, – сказала мисс Дюбарри.
Мисс Петтигрю встала. Потом медленно обернулась. И замерла.
– Нет, – выдохнула она.
– Да! – хором воскликнули мисс Лафосс и Дюбарри.
– Это не я!
– В точности вы, – сказала мисс Дюбарри.
– В естественном состоянии, – сказала мисс Лафосс.
Они замолчали. Момент требовал торжественности, и он принадлежал мисс Петтигрю. Они почтили его восхищенной тишиной.
Мисс Петтигрю тоже молчала. Она нетвердо стояла на ногах и ухватилась для поддержки за спинку стула. Перед ней стоял кто-то незнакомый. Модная женщина, уверенная, утонченная, безупречно элегантная. Не обладающая возрастом. Определенно не юная, очевидно, не пожилая. Но кто станет обращать внимание на возраст при такой восхитительной внешности? Глубокий черный бархат платья переливался так, что, казалось, отблескивал то одним, то другим цветом. Это было создание художника. Блестяще выкроенный вырез придавал ему свойство одновременно вызывающее и целомудренное. Оно приковывало взгляд, манило выяснить подробнее, какое же из двух. Строгие линии кроя как будто сделали ее выше. Серьги добавляли ощущения опытности, подвеска – элегантности. Мисс Петтигрю, светская дама.
А этот легкий румянец! Естественный? Как знать! А свободно завитые волосы? Никаких жидких свисающих прядей. Неужели это ее собственные? Не может быть. А глаза! Гораздо более глубокого цвета, чем она помнила. Искусно подведенные брови! Едва заметно подкрашенные манящие губы! Да полно, подкрашены ли они? Единственный способ узнать – это поцеловать их.
Она попробовала улыбнуться. Женщина в зеркале вернула улыбку – уверенно и бесстрашно. Куда девались робкая поза, самоуничижительная усмешка, бесформенная фигура, уродливая прическа, вялая кожа? Изгнаны заклинаниями владелицы «Салона Дюбарри».
