– Здорово звучит, Дэвид, – говорит Алиса, возвращая очки на переносицу и пытаясь сконцентрироваться. – Постараюсь включить раздел о цыпленке в книгу. Однако сейчас меня интересует предыстория. Мне хочется узнать настоящего Дэвида, а не того парня, который каждый день выкладывает видео в сеть.
Дэвид усмехается.
– Слушай, но человек на экране – это и есть я. Вот основная мысль. Я живу. Я делюсь своей жизнью с помощью своего канала. Я – открытая книга. Эли, может, пойдем куда-нибудь еще и закажем другой напиток? Не уверен, что в меня влезет еще стаканчик саке.
При этих словах терпение Алисы лопается.
– Я понимаю, что тебе наплевать на предысторию, но не мог бы ты мне довериться, раз я подчеркиваю важность определенных вещей? Ты должен стать одним из персонажей книги. Каждому персонажу нужен контекст. Читатель должен знать, откуда ты, какой прошел путь. Ты не обязан вызывать симпатию, но сюжет должен быть правдоподобным. Необходима суть: мечты и желания, надежды и страхи, вызывающие эмоциональный подъем. Почувствуй себя реальным человеком, а не двумерным шифровальщиком, Дэвид – иначе никого не будет волновать, что с тобой происходит.
Дэвид смотрит на девушку, его рот кривится, пока он переваривает ее речь.
«Симпатичный? Да, любопытно. Сколько же лайков я собрал с начала идиотского разговора?»
– Мне очень жаль. Получилось…
– Все в порядке, – отвечает Дэвид, хватая телефон. – Ого, неплохо! У моего видео – пятьдесят тысяч «пальцев вверх» за последние полчаса. Здорово. Особенно для ненастоящего человека.
– Дэвид, послушай. Я просто пытаюсь дать тебе совет. Я пишу истории с пятилетнего возраста. Пускай никто не хочет издавать мои книги, но три последние автобиографии моего авторства – международные бестселлеры. Веришь или нет, но я разбираюсь в своим ремесле, хотя, возможно, оно и убивает разочарованного писателя во мне самой. Так вот – есть четкая формула. Объекты, на которые нужно «давить»: из грязи в князи, триумф, несмотря на бедствие, смех сквозь слезы. Ты смешиваешь все воедино, и публика плюхается на колени. Фабрика по производству денег. Но сейчас только ты можешь дать мне подсказку, Дэвид. Правда, ты нуждаешься в помощи более опытного человека. Я имею в виду…
– Да-да, Эли. Ты считаешь, что я скучен, поскольку я происхожу из благополучной, полной семьи и с твоей точки зрения – малоуспешен. Это делает меня неполноценным в твоих глазах. Или, по крайней мере, неинтересным в качестве «персонажа». Я угадал, да? Но мне все равно, Эли. Ты можешь не уважать мою работу или не наслаждаться моими роликами, но существует много людей, уважающих меня и наслаждающихся моими видео. Я – артист. Я не претендую на высокое искусство или на что-то из того, о чем ты пишешь. Я тоже делаю свою работу. Если кто-то хочет посмотреть мой канал – пожалуйста. Если нет – тоже нормально. Никто их не обязывает.
Повисает неприятная тишина, Алиса рассеянно собирает остатки васаби с тарелки.
– Извини, – произносит она. – Я не хотела…
– Забудь, – отмахивается Дэвид, собирая вещи. – Я не должен тебе нравиться.
– Это несправедливо. Я не говорила, что ты мне не нравишься.
– Проехали, Эли. Поболтаем в следующий раз. Я попрошу Сару спланировать нашу встречу.
Дэвид встает, бросает пачку мятых купюр на стол.
– Как-то забавно. Учитывая, что твоя работа – проникнуть в мою голову, выясняется, что ты не знаешь обо мне ничего. Ты можешь считать меня занудой, но не далее как вчера мне предложили проект, который изменит весь мир. Я стану влиятельным, Алиса. И человечество будет за мной наблюдать. А потом посмотрим, кому на самом деле нечего сказать.
– Дэвид, может, что-нибудь закажем? Что за проект, Дэвид. Постой!..
Но парень уже направляется к двери, игнорируя зов молодой женщины и намереваясь заказать такси до дома.
Он шарит в своем кармане, чтобы взять телефон, и его пальцы натыкаются на что-то. Маленький пластиковый пакетик.
Незаметно Дэвид вынимает его.
Вот они – две крошечные таблетки цвета лаванды. Он колеблется. Ему есть чем заняться утром – снимать видео, встречаться с людьми Ксана.
Дэвид запускает ноготь большого пальца вдоль уплотнения пакетика и открывает его. Оглядывается через плечо, предполагая, что Алиса проследила за ним, но нет – она продолжает сидеть за столом, беспомощно уставившись в блокнот. Дэвид глотает обе таблетки, откидывая голову, и пакет падает на пол.
Ночь проносится черной бесконечной рекой, городские огни мелькают испуганной рыбой, а голова Дэвида вибрирует около окна такси. Он пытается разобрать, который час, но цифры на экране телефона ничего не означают – это просто знаки.
Уже поздно. Рано. Ну и ладно. Он пока не готов спать. У него мокрая рубашка, пропитанная пивом и потом. Он где-то был, но не помнит где. Бар? Клуб? Какая разница? Ничего не важно.
Парень снова смотрит на телефон и хочет отправить сообщение. Он бы с кем-нибудь поговорил, но ему трудно разблокировать экран. Таксист что-то спрашивает у Дэвида. Тот хочет ответить, но ему трудно говорить. Кажется, его челюсти склеились намертво.
Дэвид тяжело сглатывает, пробует заговорить снова.
Теперь слова действительно появляются, много слов, но сложно заставить их соединиться в правильные предложения. Кажется, каждое из них вращается в разных направлениях, когда Дэвид открывает рот, пытаясь выразить новые мысли. Через некоторое время Дэвид сдается.
Водитель, похоже, не понимает, что там бормочет Дэвид.
Таксист выглядит немного напуганным – Дэвид видит его в зеркале заднего обзора. Но и это не важно.
Дэвид таращится в телефон.
А экран-то разблокировался. Дэвид начинает набирать текст, но не может сосредоточиться. Он закрывает один глаз, что оказывается далеко не лучшим решением. У парня появляется очередная идея: он включает камеру, нажимает «Запись» и начинает говорить.
– Ты принял правильное решение. Конечно, тебе следовало сперва сообщить мне, прежде чем объявлять об этом всему миру. Ладно. Но я рада за тебя. Да и Ксан тоже в восторге. Я уже побеседовала с его людьми. Пока мы разговариваем, они отправляют документы. И они интересуются, есть ли у тебя время в ближайшую пятницу для установки импланта? Дэвид? Ты слышишь меня, Дэвид?..
– Я, – начинает Дэвид, его зрачки сужаются, а голос звучит не громче шепота. – Держись.
Он роняет телефон на пол. Даже с закрытыми глазами парень может сказать – что-то не так в самой структуре воздуха: слишком ярко, светло. Это не его кровать. Не его комната. Он делает глубокий вдох и затем с силой раскрывает одно веко. Постепенно мир обретает четкость, но Дэвид лишь через несколько секунд понимает, что лежит полностью одетый на полу своей гостиной.
– Эй! Дэвид, ты здесь?
Сара продолжает говорить где-то рядом, хныкает. Дэвид в ловушке. Он поворачивает голову, чувствуя сильную боль. Его взгляд затуманен. Все болит.
