– Пять лет мы молча наблюдали, как щупальца массового наблюдения крадут нашу свободу. Офисы и рабочие места по всему миру превратились в тюрьмы. Брикли, благодаря его отвратительным наручникам-оптимизаторам, в одиночку способствовал крупнейшей краже наших личных данных. Теперь мировые корпорации следят за каждым нашим шагом! А Бринкли, не удовлетворившись грубым вторжением, разрушил последний бастион приватности… и вторгся в наш разум.
– Подожди-ка, – прерываю я овцу, не в силах больше сдерживаться. – Ты злишься на МайндКаст? Просто смешно. Ксан не пытается проникнуть в твой – или в чей-то другой мозг! Я – звезда шоу. Я согласился подписать контракт, который мне предложили! Никто не давил на меня, как ты думаешь!
Овца цокает языком и приставляет дуло к моему виску.
– Ты и правда так считаешь? Боже, а ты действительно тупой. Разве не помнишь момент запуска Оптимайзера? Сперва его носили только знаменитости. Существовал так называемый список ожидания. Оптимайзер могли заполучить только богачи. Но с МайндКастом все будет развиваться гораздо быстрее. МайндКаст выйдет на массовый рынок и станет обязательным! А потом они имплантируют чипы новорожденным!
На ноутбуке появляется изображение младенца. Голова ребенка зажата в хирургические тиски. Провода выходят из его затылка.
– МайндКаст для маленьких детей? Но ведь… Люди не захотят смотреть на такое.
– Господи! Речь не о гребаном шоу, а о данных. Все это уже было. Наши жизни соскоблены, просеяны и изучены тщательнее, чем какое-либо другое поколение, когда-то жившее на земле, включая людей, рожденных под контролем немецкой тайной полиции «Штази». С кем ты занимаешься сексом? Как долго ты спишь? Какую марку зубной пасты используешь? Мы «сливаем» информацию, мы ею, можно сказать, «истекаем». Правда, все вышеописанное – ничто по сравнению с тобой. Ты, мой друг, золотой гусь, главная деталь в пазле. Благодаря штуковине, которая зашита в твоей башке, нам негде будет спрятаться.
Я перевожу взгляд на экран. Теперь ребенка заменило нечто, напоминающее человека с яйцом вместо головы. Шалтай-Болтай. Его череп раскалывается и заливает землю желтком.
– Ну и что? Это ведь и есть компромисс. Я бесплатно пользуюсь электронной почтой или знаю, сколько калорий сожгу в тренажерном зале, и они гораздо лучше узнают меня, предлагая рекламу поактуальней. Довольно мило. Я не террорист и не педофил. Почему меня должно волновать, что я… Ай!
Овца наклоняется и бьет меня дулом по челюсти. Моя голова откидывается назад, я ощущаю во рту привкус крови. Сквозь сопли и слезы вижу, что на экране вспыхивает ослепительная вспышка – система перегружена моей болью.
– Почему тебя должно это волновать? – кричит человек-овца. – Сказать почему? Мы говорим о сборе данных беспрецедентного масштаба! Забудь об интеллектуальном анализе информации. Наш мозг будут насиловать! Конец частной жизни, как мы ее понимаем. И дело не в рекламе, идиот, а во власти. Контроль. Конечно, маркетологи могут быть первыми, кто постучится, но рано или поздно вся наша подноготная окажется в руках крупных агентств – и вот тогда произойдет полное подавление вашей свободы. В истории такого еще никогда не было, ты понимаешь! Самое плохое уже случилось! Не сегодня-завтра популистское правительство получит доступ к мыслям каждого гражданина страны.
На экране – армия из сотни белых сапог, марширующих к разбитому Шалтаю-Болтаю. Каблуки размалывают остатки скорлупы в порошок.
– Сопротивление будет бесполезным, – продолжает овца. – Демократии уже нет. Вот почему хоть кто-то должен остановить это безумие, пока оно не разрослось.
Человек-овца перестает говорить и тянется к сумке. Пистолет теперь заменен громоздким электроинструментом – аккумуляторной дрелью. Незваный гость нажимает спусковой крючок, и я слышу высокий металлический гул.
На ноутбуке изображение: моя голова в профиль, мозг искривлен стальным сверлом, чип Ксана вырван из моего черепа, забрызганного кровью и костями. Счетчик просмотра показывает сто миллионов зрителей. Двести миллионов.
Человек-овца взмахивает пистолетом и начинает говорить, теперь – с устрашающим спокойствием.
– А сейчас, леди и джентльмены, живущие по всему миру и видимые из лондонской квартиры, звезда МайндКаста, заклятый враг свободы, справедливости и мира, Дэвид Кэллоу…
Овца нажимает на дрель, и мне кажется, что оса колотится мне в ухо.
На экране появляется сообщение: «Код ошибки потока – 322 1. МайндКаст в настоящее время не отвечает. Обратитесь к администратору».
Я кричу, кусаюсь, бью, бью. Человек-овца не обращает на меня ни малейшего внимания. Мои кулаки отскакивают от шерстяного костюма. Копыто монстра прижимается к моему плечу, заставляя меня сесть.
– Я действую во имя Всеобщей декларации прав человека тысяча девятьсот сорок восьмого года, в которой говорится, что ни одно лицо не должно подвергаться произвольному вмешательству в его жизнь, семью, жилище или переписку.
Я извиваюсь и плюю.
Все безнадежно.
Он слишком силен.
– Чтобы защитить будущие поколения от…
Я не слышу конца фразы – голос человека-овцы заглушает неумолимый гул дрели. Он хватает меня за волосы и выдвигает мою голову вперед.
Я зажмуриваюсь и жду конца.
События разворачиваются молниеносно. На секунду сверло касается моего затылка, что сразу же приводит к ожогу. Мир исчезает во вспышках и скручиваемом металле. Потом все прекращается. Я чувствую, как сверло отрывается. Открываю глаза. К моему удивлению, я еще жив. Человек-овца проявил милосердие? Монстр отвернулся, дрель повисла на уровне его талии, а голова повернулась в сторону двери.
Я слежу за человеком-овцой.
Я слышу невыразительный голос, доносящийся из динамиков ноутбука.
– Удар, удар, удар.
Овца в сомнениях.
– Удар, удар, удар.
Я решаю воспользоваться шансом, пинаю ногой человека-овцу, и дрель с грохотом падает на пол. Монстр нацеливается на меня, но тут перед его носом распахивается дверь: полдюжины вооруженных полицейских врываются в квартиру.
Человек-овца выпускает меня и мгновенно нагибается – за сумкой. Дуло пистолета поблескивает.
Кто-то кричит. Я ныряю под журнальный столик и обхватываю голову руками, ощущая, что мир полон насилия.
Кровь и пыль, дым и шум.
Неожиданно наступает тишина: небольшой перерыв в резне.
Недолго думая, я выглядываю из-под столика. На полу лежит что-то знакомое: овечья камера. Должно быть, ее бросили во время схватки. Красный огонек ярко горит, и запись продолжается. Я тянусь к камере, представляя мою аудиторию.
Смотрящую, смотрящую, смотрящую на меня – сотни, миллионы… Я щурюсь, изучая крошечный гаджет, пока наконец не распознаю себя – призрака, отраженного в объективе. Инстинктивно размахиваю руками, вытираю слезы на лице, поправляю волосы, делаю глубокий вдох, прикусываю губу. Я ничего не могу с собой поделать. Я позирую.
