А между тем те из приближенных, которые уже давно были у него на службе, утверждали, будто герцог Франсуа был когда-то очень приятным собеседником, любил охоту, женщин, вино и музыку и что настоящее дурное расположение духа началось у него с тех пор, как его брат Генрих, тайно сбежавший из Польши, из-под самого носа вырвал у него корону Франции после смерти Карла IX.
Обыкновенно Франсуа вставал очень поздно, обедал в два часа и ужинал в девять. Поужинав, он запирался у себя в кабинете с первыми попавшимися придворными и играл с ними в карты — честь, от которой все открещивались, так как проигрыш или простое невезение приводили герцога в бешенство. В тот вечер, когда герцога застает наш рассказ, все шло обычным путем. Герцог Анжуйский играл в карты со своими придворными, и так как они сделали все, чтобы дать ему выиграть, то он был не так сумрачен, как обыкновенно. Кроме того, у него гостил дворянин из Амбуаза.
Со времени смерти короля Карла IX и восшествия на престол Генриха III Амбуаз стал постоянной резиденцией королевы-матери Екатерины Медичи. Этот дворянин, пьемонтец родом, был одним из самых приближенных к королеве лиц. Д'Асти, как звали его, был умен, умело разбирался в политических вопросах, и королева-мать пользовалась им для приведения в порядок своих мемуаров.
Пробило двенадцать часов.
— Господа, — сказал принц своим партнерам, — разрешаю вам удалиться!
Двое приближенных герцога и Асти сейчас же вскочили с мест, но Франсуа удержал последнего, сказав: «Останьтесь, поговорим!» — когда же они остались одни, продолжал:
— Что поделывает матушка в Амбуазе?
— Скучает, ваше высочество!
— Совсем как я!
— Его величество король очень сурово поступает с нею!
— Как и со мною тоже!
— И если бы вы, ваше высочество, как-нибудь навестили ее, ее величество была бы очень признательна.
— Почему же матушка сама не приедет ко мне?
— Она боится навлечь неудовольствие короля.
— Ну, король сам очень мало думает о нашем с нею удовольствии!
— Это правда, ваше высочество!
— Он даже не счел нужным пригласить меня принять участие в собрании Генеральных штатов!
— Вот это самое слово в слово сказала и ее величество!
— Но зато он пригласил лотарингских принцев, наших добрых друзей.
— И истинных королей Франции! — язвительно прибавил Асти.
Вдруг во дворе замка послышался шум, а с подъемного моста донесся троекратный трубный звук, оповещавший о прибытии посетителя.
— Какой дьявол осмеливается беспокоить меня в такой час? — гневно крикнул герцог Анжуйский.
Но в дверях кабинета уже показался паж, доложивший:
— Его высочество герцог Гиз!
Это имя заставило герцога вскочить: ни один Валуа еще не слушал без волнения этого имени.
Герцог Гиз вошел весь запыленный, в шлеме и панцире. Он был очень бледен, его взор горел злобой, поступь была взволнованная и резкая.
— Нечего сказать, кузен, славная у вас полиция! — закричал он при входе.
— Вам угодно…
— Мне угодно заметить, что в Сомюре имеется мостовая застава, дозором над которой командует один из ваших офицеров, и все-таки через эту заставу пробрались преступные беглецы! Этот ротозей ухитрился пропустить целую шаланду с гугенотами, нагруженную золотом…
— Вот уж этому мне трудно поверить, кузен! Золото стало такой редкостью во Франции.
— Да, может быть. Однако вы, наверное, слыхали о так называемом «сокровище гугенотов»?
— Слыхал, но не верил!
— И напрасно. Это сокровище существует, и его-то наваррскому королю удалось провезти через сомюрскую заставу. Но это еще не все! Наваррский король осмелился захватить в плен женщину, которую везет заложницей в Наварру.
— Кто же эта женщина?
— Моя сестра Анна!
Этот ответ вырвал у герцога Франсуа крик изумления.
— Да в уме ли вы, кузен? — сказал он.
— Еще бы! — ответил тот и стал вкратце рассказывать кузену о событиях этого вечера.
Не успел он окончить рассказ, как дверь снова открылась и паж доложил:
— Ваше высочество, только что прибыл мальчик, который сделал пятнадцать лье на неоседланной лошади, чтобы доставить вам письмо.
— От кого?
— Мальчишка уверяет, что от герцогини Анны Лотарингской.
У Гиза и герцога Анжуйского одновременно вырвался крик:
— Пусть войдет!
XXXI
Тем временем наваррский король весело ужинал в замке видама де Панестера. Хозяин выказал по отношению к гостям такое радушие, что Паком только диву давался. Обычно крайне скупой, видам уставил стол лучшими запасами кладовой и винного погреба, причем поставил даже бочонок жюрансонского вина, которым крайне дорожил.
Генрих Наваррский имел привычку топить горе в вине; а сегодня у него было много горя: шаланда потерпела крушение, старый сир де Мальвен утонул и погибла герцогиня Монпансье, с которой он так твердо рассчитывал провести несколько сладостных часов. Поэтому он усиленно приналег на вино, и жюрансонское стакан за стаканом исчезало в его утробе. Другие тоже не отставали от него, и только Рауль, которому почему-то хозяин замка казался подозрительным, был воздержаннее других.
Время шло в веселой беседе, которая порой принимала очень легкомысленный характер, что объяснялось отсутствием дам: Берта не вышла к ужину, так как горе совсем сломило бедняжку. Лишь когда пробило двенадцать часов, наваррский король вспомнил, что не худо было бы отдохнуть теперь. Поэтому он попросил проводить его в отведенную ему комнату.
В коридоре Рауль подошел к Генриху и сказал:
— Ваше величество, неужели мы пойдем спать?
— Но я думаю, милый мой! Вот странный вопрос!
— Дело в том, что видам мне почему-то очень подозрителен, и если он каким-нибудь чудом пронюхает, что под его кровлей находится наваррский ко…
— Милый мой, — перебил его Генрих, — вот уже три ночи, как я не смыкаю глаз. Я умираю от сонливости и не могу выдержать долее! Поэтому именно ввиду возможной опасности я прежде всего должен выспаться — иначе у меня не будет сил!
— Ну, так мы зато будем бодрствовать, по крайней мере!
— Это хорошо. Так вот что, милый мой: возьми стул и проведи ночь у порога комнаты мадемуазель Берты!
— Слушаю-с, ваше величество. А вы-то сами как же?
— Со мною лягут оба гасконца.
Генрих с остальными двумя гасконцами прошел в отведенную им комнату. Сам король сейчас же бросился не раздеваясь на постель, а гасконцы решили бодрствовать и, чтобы разогнать сонливость, принялись играть в кости. Но и часа не прошло, как один из них сказал:
