Мюнхен производил сильное впечатление. На него хотелось смотреть со стороны, но ни в коем случае, не заходить на улицы. Прекрасной, какой-то легковесной архитектуры здания располагались на узеньких, кривых, замызганных улочках, буквально потрясавших воображение своими запахами. И пахло там далеко не фиалками. Похоже, кошмарные запахи будут самым сильным моим впечатлением от первого знакомства с этим миром.
Горожане, уже несколько недель соседствовавшие с беспокойной солдатней, немного попривыкли и не шарахались от нас, как я ожидал. Однако все почтительно расходились по сторонам, уступая дорогу Конраду Белембергу и его представительным спутникам, за которыми плелся и я, ощущая себя пятым колесом или вообще, как говорят здешние моряки – баластиной. В роскошном и относительно чистом двухэтажном доме с высокой стрельчатой крышей под красной черепицей обитал вождь всей нашей армии.
– Здесь вот поскучай, – бросил мне через плечо Конрад, – мы к самому!
«Здесь вот» – оказалось небольшой таверной, из которой отлично просматривался вход в дом. «Сам», надо полагать, и был знаменитым Георгом фон Фрундсбергом, которому должны были представить доклады его офицеры.
А «поскучать» мне пришлось не менее полутора часов. Их я скоротал в обществе кружки пива размером с полведра и невеселых мыслей. Ко мне никто не приставал, надо полагать, что общество, в котором я явился, само по себе не располагало к проявлению любопытства.
А любопытство прямо таки било через край. Посетители во главе с трактирщиком чуть затылок мне насквозь не проглядели: еще бы! Чужой, пришел в компании расфуфыренных вояк, допущенных до персоны самого Фрундсберга, одет один Господь знает во что. Но с мечем на поясе. Словом, вязаться с расспросами никто не рискнул.
Вышли господа офицеры не совсем твердо. Глаза у большинства масляно блестели. Видно, вождь очень обрадовался своим испытанным соратникам и изрядно угостил. Боже мой, сколько можно пить?! Куда лезет только?! Хреновая компания, что и говорить, так с ними и до хронического алкоголизма недалеко.
– Эй! Гульди! – заорал Конрад своим неподражаемым басом, – пшли в-в-вружаться!
– Я рассказал Г-ергу, к-кой ты ловкий п-рень, – он обнял меня за плечи и навалился всем свои немаленьким весом, как только я оказался на улице, – он пр-казал ли-ично, пааешь, ли-ично, пр-следить, чтоб тебя пр-стойно в-ружили, – да, таким я господина гауптмана за наше недолгое знакомство еще не видел, изрядная порция спиртного снабдила его речь новой особенностью, он напрочь поссорился с лишними, на его взгляд, гласными.
– Тебя, болвана, теперь сам Фрундсберг знает! Ты с-сзнаешь от-от-ответственность?
Я покивал, изобразив на лице полнейший восторг от такого доверия и крайнюю степень осознания ответственности.
– От то-то же! Г-спада – фицеры! – воззвал он на всю улицу, – п-жалуйте со мной!
Пр-контролир-вать снаряжение нового свирепого м-стера меча! А то, он, х-ть и мастер, но такой болван!
И мы дружной гурьбой пошли вниз по улице, распевая лихую песню про берет, перья и кожаный вамс, разорванный уколами пик, словом, про нелегкую жизнь ландскнехта.
В лагере мы очутились, когда часы на башне ратуши пробили четыре пополудни. Я был зверски голоден. Передо мной в палатке лежали мои новые сокровища, которые должны были защищать меня от разнообразных превратностей ратного ремесла.
Сокровища облегчили кошелек на освежающе крупную сумму в двадцать четыре полновесных серебряных гульдена. И это при том, что подвыпивший Конрад проявил чудеса жадности и искусно торговался битый час, скостив изначальную цену раза в полтора. Доспех, что и говорить, был хорош.
Я – дитя развитой индустриальной цивилизации, покорившей звездный простор, был восхищен и прямо таки ошарашен. Как, скажите на милость, без точных измерительных приборов и специальных станков, можно было примитивными инструментами вручную создать такую красоту?
Скупая, но изящная линия, все пластины притерты так, что между ними и волос не просунуть, ни грамма лишнего веса, на теле сидит как вторая кожа. Очень продуманная конструкция. Надежная кираса надевалась поверх ожерелья с пластинчатым воротником, руки были полностью прикрыты латами, включая пальцы, которые помещались под защиту стальных рукавиц.
Шлем «штурмхауб» с подъемным козырьком и подвижным подбородником, застегивавшимся поверх воротника горжета. А вот ноги были прикрыты только выше колен пластинчатыми набедренниками, которые крепились к подолу кирасы. Ну и конечно, между набедренниками красовался стальной, очень мужественный гульф, или, как его называли в этих местах «латц». Он превосходно защищал пах и своим задорным видом всегда напоминал о постоянной и полной боеготовности его обладателя. Во всех отношениях.
Дьявольщина, но, напялив все это, я сам собой невольно залюбовался. Настоящий демон войны! К доспеху в придачу полагался дублет из двух слоев бычьей кожи, покрытый неизменными для ландскнехтов многочисленными разрезами. И кожаный провощенный мешок, в котором его было удобно хранить и переносить. Кажется, я начинал обживаться и превращался в настоящего вояку. Женатого на алебарде и имеющего в любовницах собственную шпагу. Шутка.
Нагулянный с таким трудом аппетит я ублажал в кантине. Группа огромных навесов и шатров с установленными внутри столами и скамьями.
Это же надо подумать! С утра маковой росинки во рту не было… если, конечно, не считать таковой кружку пива в таверне. На ужин собралась развеселая компания из разных рот, в том числе и из нашей. Все бы хорошо, приличный шмат копченой оленины, кусок ароматного, только из печи хлеба, кусок сыра, но, кажется, здесь совершенно не употребляли воды. Её благополучно заменяли пиво и вино. Все понятно, антисанитария, но нельзя же утолять естественную жажду организма одним только спиртным!
– Эй, новенький! Как там тебя? – давай к нам! – прошу любить и жаловать, это мой ротмистр Курт Вассер, тот самый, что давеча на походе так ловко подначивал кровожадного Ральфа, по фамилии, кажется, Краузе.
– Меня зовут Пауль, – подсказал я, усаживаясь рядом.
– Да ладно, не бери к сердцу, у меня таких как ты целая сотня, поди всех запомни. А главное, – ротмистр наставительно поднял палец, – зачем? Все равно из двадцати двух сопляков, что пригнали в мою любимую роту, из похода вернется, дай Бог, десяток! Вот их то я точно запомню!
– Ты смотри, – вставил один из ландскнехтов, я не помнил его имени, хотя он происходил из того отряда, что оказывал мне гостеприимство в корчме «Герб Эрбаха», – ты смотри, – повторил он, – а парень-то становиться человеком понемногу. Дублет, бычья кожа, красота! Тебе бы еще шляпу с пером, будешь совсем как солдат! – у этого-то суконный берет украшало щегольское перо, кажется, фазанье.
– Хватит уже, а? – встрял третий из соседней роты, – давай, кто пожрал, пойдем девок найдем? А то скучно, – на призыв откликнулись сразу три голоса с разных концов стола:
– Отцепись, дай похавать.
