Артевельде галопировал впереди своих людей, куда-то назад, оголяя фланг родного фанляйна. И кричал изо всех сил юной глотки, показывая шпагой себе за спину.
– Лом без смазки тебе в жопу!!! – заорал Рихард – Куда?! Наз… – он хотел крикнуть «назад», когда вдруг ясно понял, что лом без смазки сейчас достанется ему. Причем, скорее всего не лом, а тяжеленное рыцарское копьё.
Прямо на фланг летел стальной клин всадников. Тех самых, что они так славно пощипали ранним утром. Им вроде бы подкинули подкрепление, но над такими мелочами он не думал. А зря. Оставалось до смертоносных копий всего ничего.
Бежать? Куда? За спиной целая баталия! Не успеть. Да и смешивать ряды братьев-пикинеров, бросаясь к ним, нельзя.
– Пику на конь! – донеслось из баталии. Ландскнехты уперли свое оружие в землю, выставив на встречу громыхающей волне кавалерии четыре ряда стальных наконечников.
– Задняя шеренга! Под пики, марш! – страшно заорал он и повернулся вперед, не видя, как часть его солдат послушно нырнули под древки и улеглись перед ногами тяжелой пехоты.
Он разворачивал роту для последнего залпа.
– Правое крыло вперед, марш! – железные черепа коней все ближе, от чёрт, успеть бы!
– Первый ряд на колено! – хе-хе, перезаряжать нынче не скоро придется и не всем, хе-хе…
– Цельсь! – Господи, еще чуть-чуть…
– Пли! – Есть залп! Валятся сбитые в упор рыцари… Ну теперь…
– Стоять! – сиплый голос срывался, он видел, как его рота разваливается и дрожит, совершенно бессильная перед приближающейся мощью. – Ста-а-а-ять!!!
Рыцари врезались в мушкетеров, мстя за давешний позор. Копья потыкали тела, а кони валили их и втаптывали в землю, превращая белоснежный иней в красно-коричневую грязь.
Рихард стоял среди обреченной роты, подняв двумя руками длинную шпагу. Он успел увернуться от копья и вслепую вонзить клинок в наваливающуюся злую судьбу. Больше он ничего не успел и ничего не увидел. Лязгнув железом, в его кирасу врезался конский форбух.
[64] Мир завертелся, перевернулся и исчез. Стало совсем темно и тихо.
Из анонимных записок:
«Невиданное побоище разыгралось в охотничьем парке. Пушки не умолкая стреляли, и благодарение Богу, что французы не успели выставить свою несравненную артиллерию на позиции как положено. Конница императора – испанцы и мы – атаковала со всем бесстрашием превосходящую кавалерию французов, что бы не позволить той фланкировать наступавшую позади пехоту.
Нас вел в бой сам Шарль де Ланнуа – блистательный бургундский сеньор, храбрый и умелый рыцарь. Мой эскадрон столкнулся с врагом в первой линии. Боже, что за лютый случился бой! Не надо наград и королевской милости, если можно так воевать! Прекрасные французы шли на нас и не отворачивали коней, как обычно случается при встречных атаках, когда одна из сторон оказывается слабой духом. Но в тот день слабых надо было поискать! А как могло быть иначе, ведь французов вел сам король Франциск!
Я до сих пор вижу во сне, как мы, словно самоубийцы, врубились в шеренгу французов, а они врубились в нашу, и тогда я вскакиваю с криком. И пусть кто-то посмеет сказать, что это крик страха и я, хоть и слабый старик, вспорю его лживую глотку, ибо это вопль восторга!
Когда могучие кони сталкивались на всем саку, всадники вылетали из седел, прямо под копыта. Копья метко били в кирасы и шлемы, древки ломались и трещали, а наше „Gott mit uns“ наваливалось на их „Монжуа“ впереди мечей.
Мне посчастливилось усидеть в седле, и конь мой, которого я ласково называл Тучкой за дымчатую масть, не подвел, хотя и осел на задних ногах до земли. Как славно громыхнули латы! Как славно заржал конь! Я пришпорил его и, выхватив меч, бросился на моего благородного визави, которого и убил с божьей помощью с третьего укола подмышку.
Я рубил и колол еще, и был счастлив, не взирая на то, что сам получил немало добрых ударов, и доспех мой испещрили зарубки. Но труба звала назад, и я вывел своих людей строиться, так как нам угрожали новые эскадроны французов. Отвернули и наши непосредственные оппоненты, повинуясь тем же неумолимым резонам. И была новая атака. Много атак. Меня ранили в ногу, пробив набедренник прекрасно нацеленным уколом копья. Но я остался в седле и продолжал сражаться, вдохновленный примером нашего полководца, который воевал впереди всех, не отдыхая.
В один прекрасный миг мне показалось, что враг начал тесниться назад, но то была ловушка, так как мы всего лишь вышли под прицел французской батареи, что и угостила нас несколькими хорошими залпами со столь малого расстояния, что потери были ужасными. С фланга нас расстреливали пушки, а во фронт навалилась кавалерия. Тогда то де Ланнуа и приказал не отступать и лишь послал к Георгу фон Фрундсбергу, что бы тот поспешил с помощью.
Испанская пехота не могла нас выручить ибо лоб в лоб билась с Чёрной бандой Франсуа Лотарингского, по левую руку от нас».
– Ральф! Ральф! – Заполошный хрип Адама раздался прямо в ухе Ральфа Краузе. – Посмотри, что с моей ногой! Что там, чертов шлем мешает… не разглядеть…
– По-по-порядок, – отозвался одышливо тот, слегка наклонившись к кровоточащему бедру товарища, – вспороли шкуру, ну и штаны того…
Оба только что выбрались из очередной схватки с райслауферами на переднем краю баталии. Те в своей неподражаемой манере очередной раз бросились вперед и прорвались через пики, так что алебардистам пришлось вступить в дело. Который раз за сегодня! Бой шел более получаса, встречные атаки следовали одна за другой. А тут еще на левом фланге нарисовался полк пьемонтских жандарм, который начал с того, что почти начисто вытоптал целую роту мушкетеров. Спасибо, что остальные успели отойти и теперь злобно отплевывались огнем.
Собственно, мушкетерам мы и были обязаны успешному натиску. Они настреляли множество швейцарских пикинеров, так что райслауферам приходилось нелегко. Иначе до сих пор и шагу вперед бы не сделать. Не то что, сейчас, когда ландскнехты уверенно оттесняли противника. Хотя и с трудом. Вот еще бы конница на фланге не мешала.
Адам, как обычно, воевал с пикою и уже две схватки выстоял в передних шеренгах. Последний раз пришлось тяжеленько. Какой-то резвый швейцарец пронёс мимо «скорпиона»
[65] и рванул назад, основательно попортив Райсснеру бедро крюком. Хорошо еще, что снаружи. Порвал бы артерию изнутри – и всё. До свиданья товарищи и прощай молодость.
– Конрад, посылай вперед мушкетеров. Пусть выйдут в бок и ахнут в упор. Иначе мы до завтра провозимся. – Фрундсберг поучал новоиспеченного оберста Бемельберга, который командовал левофланговой баталией. Георг находился тут же и осуществлял общее руководство. Где-то в центре сражался его сын Каспар, постигавший науку воевать с самого, так сказать, букваря.
