Говоря это, я вспомнил слова Элис: «Слил тебя в такси». Осколки воспоминаний: хлопок дверцы, профиль узкого лица Эндрю в окне, его ладонь на крыше машины, когда она уже трогалась, мир, плывущий перед глазами, тошнота…
– Два свидетеля утверждают, что видели вас в Стефанос тем вечером гораздо позже. Одна из них – англичанка, живущая в Эпитаре, вспомнила, что столкнулась с вами в «Клубе-19».
– Какая англичанка? Ники Стенхаус? Я только в среду с ней познакомился! Она не говорила, что видела меня раньше!
– Вторая свидетельница, пожилая местная жительница, помнит, как вы шли вверх по холму в сторону апартаментов «Барбати», туда, где сейчас «Делфинос резорт».
– Что? Это бред!
– Вместе с молодой девушкой.
– Вы издеваетесь!
– С вами не было девушки?
Я рылся в памяти.
– Верно, в клубе я познакомился с девушкой, хотя это было гораздо раньше, не вечером, еще даже не стемнело. Но она была из Голландии. Мы пошли к ней в комнату. И не спрашивайте, как ее звали – я забыл, если вообще знал…
– И сколько было лет этой девушке из Голландии?
– Не знаю. Восемнадцать, девятнадцать…
– А не четырнадцать?
На шее сзади у меня запульсировала жилка.
– Это абсурд! Вы серьезно допрашиваете меня в связи со смертью Джесмин?! – Я перевел взгляд с одного полицейского на другого, ища какую-то брешь, просвет среди хмурых лиц, намек, что это шутка. – Безумие!
Гаврас опустил взгляд в свои записи и, не поднимая глаз, произнес:
– Зачем вы купили гидроксид натрия?
Прошла секунда, прежде чем я понял вопрос.
– Для оливок.
– Каких оливок?
– Элис хотела замариновать оливки.
Полицейский покачал головой.
– С чего вдруг ей мариновать оливки? У нее их нет, она их не выращивает.
– Были. Она по ошибке купила свежие и решила мариновать.
– Когда?
– В четверг, в пятницу… Не знаю.
– То есть на этой неделе. Гости в доме, только что приехали Ивонн с Карлом, приближается годовщина исчезновения Джесмин Хёрли. Логично предположить, что ее голова занята другим, и все же она захотела мариновать оливки?
– Она попросила купить щелочь. Это было в списке, который она мне дала, – пожал я плечами. – Я просто сделал, что мне сказали.
Полицейские перекинулись парой фраз на греческом. Гаврас открыл кожаный портфель и извлек листок бумаги в целлофановом пакете.
– Этот список?
Клочок бумаги с почерком Элис, отксеренный под углом и расплывающийся по краям. «Куриные ножки, макароны, бараньи ребрышки, фета…»
Я вспомнил, как она его писала, как закусила край нижней губы, вспомнил ее сосредоточенное лицо.
– Ни слова о гидроксиде натрия, – заметил Гаврас.
Звонкий и отчетливый голос Тины, которая меня зовет, ее отражение в зеркале заднего вида…
– Меня догнала Тина. Элис забыла вписать щелочь. Спросите ее! Спросите Тину! Они вам подтвердят!
– Бутылка щелочи найдена в вашей спальне, мистер Моррис. А не в кухне с остальными продуктами.
– Я не помню, где ее оставил.
– На территории нашли и еще одну, пустую, бутылку из-под щелочи. С вашими отпечатками.
Память отчаянно пробивалась сквозь усталость, панику и сумбур в голове. Я кивнул:
– Да, в сарае.
– На ней ваши отпечатки.
– Я ее брал. Подпер ею дверь.
Качая головой, Гаврас поморщился от смехотворного, на его взгляд, объяснения.
– Это правда!
Анакритис, насколько мог, наклонился вперед, к моему лицу.
– Тот, кто убил Джесмин Хёрли, в последние пару дней пытался до конца уничтожить улики, вылив в колодец гидроксид натрия, иначе известный как щелочь.
– Это не я! Нет! Да что за черт! – Я лихорадочно соображал. – Артан! Сторож Элис! Вы говорили с ним? Он все время ходит в сарай. И был в поселке десять лет назад. Жутковатый тип. – Я подался вперед. – Спит с Дейзи, дочерью Эндрю Хопкинса…
Гаврас махнул рукой, отгоняя сплетню, которая не представляла интереса.
– Едем дальше. Когда эксгумировали тело Джесмин Хёрли, вместе с ним было обнаружено еще кое-что. – Он извлек из портфеля пакет побольше и пальцем потыкал в него, отодвигая друг от друга предметы внутри – несколько вещиц, каждая в отдельной целлофановой упаковке. – Узнаете, мистер Моррис?
В пакете, который он выделил, находился ржавый гаечный ключ.
– Да, – ответил я, внимательно разглядывая. – Я его видел.
– Десять лет назад?
– Нет, на днях.
– На днях? Сомневаюсь. Его нашли в колодце, мистер Моррис, вместе с останками Джесмин.
– Тогда это другой. Я недавно наткнулся на такой ключ, но это было в сарае, в капоте «Тойоты».
– А что вы скажете, если я сообщу вам, что травмы на черепе Джесмин Хёрли предполагают удар подобным инструментом?
– Понятия не имею, о чем вы.
– А что вы скажете на то, что на ключе сплошь ваши пальчики?
– Ерунда какая-то! Наверное, кто-то бросил ключ из сарая в колодец. Зачем – не знаю.
Руки мои дрожали.
Он тяжело вздохнул.
– Что еще неприятнее, мистер Моррис, на нем обнаружены и следы вашей ДНК.
Он поднял с пола очередной пакет с вещдоками. Содержимое было знакомым и чуждым одновременно: смятый кусок ткани, старая, местами потемневшая – местами ржавая тряпка с блеклым цветочным рисунком. Я ее видел, недавно, но поскольку сейчас ее показали мне столь почтительно, вдруг понял, что она попадалась мне и раньше, в другой обстановке. В другой стране.
– Что это? – спросил я.
Гаврас невесело рассмеялся.
– О, мистер Моррис, перестаньте ломать комедию…
– Я не знаю, что это!
– Это платок Джесмин Хёрли, который был найден вместе с ее трупом и покрыт следами вашей ДНК, – очень серьезно ответил Анакритис.
Я вгляделся. Плакат на столбе и листовки на кухонном столе Элис: бандана, в которой сфотографировали Джесмин. Сиденье «Тойоты». Застрявший ключ. Старая тряпка, с помощью которой я его повернул…
– Тоже в машине, – произнес я. – Я вытер о нее руки. Использовал, чтобы повернуть ключ. Спросите Элис, она хотела, чтобы я посмотрел машину. И она велела купить щелочь. Как ключ и платок оказались в колодце – не знаю. Но я тут ни при чем!
Полицейские переглянулись, между ними что-то промелькнуло.