– От молодежь, – неодобрительно вздыхает Захар Иванович, наливая себе, – напридумывают себе… этсама… диет! Невестка?
– Мне воды!
Нина усаживается, Константин наливает ей и себе минералки. Захар Иванович жене – на полпальца коньяку, все поднимают рюмки.
– И мне! – требует Соня. Папа наливает воды и ей.
– Ну, – командует Захар Иванович, – за дружбу народов!
– А давайте за любовь народов! – предлагает Константин, пряча улыбку.
Захар Иванович неодобрительно хмурится. Все чокаются, выпивают, активно закусывают мясным пирогом.
– Вот ты, Костик, у нас человек дремучий и аполитичный, – Захар Иванович жует и говорит одновременно. – А то бы знал, что сейчас в мире творится. Америкосы опять на нас Европу натравили! А там же сплошные геи!
– Пап, – улыбается Константин, – вы же с мамой в Испании были?
– И? – подозрительно спрашивает отец.
– И в Греции? Про Белосток с Вильнюсом я вообще молчу!
– И? – требовательно повторяет Захар Иванович.
– И много ты там геев видел, в той Европе?
– Откуда я знаю, – взвивается Захар Иванович, – может, и много! Он тебе улыбается, а кто знает, что у него на уме?!
– Тем более! – продолжает Константин. – Геев, допустим, много, но к тебе же они не лезут. Так и бог с ними, с геями!
Захар Иванович не находится с ответом, поэтому с ожесточением набрасывается на пирог. Женщины переглядываются. Нина поднимается.
– Гляну курицу…
– Ты еще и курицу готовишь? – восхищается и огорчается одновременно Людмила Николаевна. – Зачем?
Но Нина уже ушла.
Захар Иванович за паузу собрался с мыслями и теперь тычет вилкой в Константина.
– Это все евреи твои!
– Какие евреи? – искренне удивляется Константин.
Этот поворот в их давнем споре – нечто новое.
– Твои! – с нажимом отвечает отец. – У вас там на журфаке одни Хаимы с Гельфандами!
– Папа, – лукаво говорит Константин, – ты же вроде только что за дружбу народов пил. А евреи что, не народ?
– Дремучий ты! – сердится отец и снова берется за бутылку.
Людмила с тяжелым сердцем наблюдает, как муж наливает себе.
– Да хватит уже вам, – просит она. – Что вы устроили при ребенке? То геи, то евреи… Лучше расскажи, как там Миша с Олей?
Костя тоже рад изменить тему беседы.
– Мишка весь в бизнесе, новое направление открывает. Олька мотается по всему миру, на сей раз даже встретиться не вышло…
* * *
И снова прихожая, но уже совсем другой квартиры – московской, просторной, хорошо обставленной, новой. В дверь весело и требовательно трезвонят. Звонить приходится довольно долго, пока наконец, позевывая, не появляется хозяин – Миша, сын Константина. На отца он не похож ничем, уж скорее на бабушку – такой же пухлый, в его-то тридцать. Михаил смотрит в глазок, открывает. В квартиру врывается его сестра Оля. Вот уж кто папина копия – только сильно ускоренная. Возможно, это все из-за возраста, Оле всего двадцать пять.
Сегодня она в яркой горнолыжной куртке, показательно порванных джинсах и удобных полуботинках. В руках у Оли – полные пакеты, которые она тут же вручает Мише.
– Спишь все, брат? – радостно спрашивает она.
– В семь утра спят все нормальные люди… – мрачно отвечает Миша, направляясь в гостиную.
– Медведи спят! Люди уже работают! – отвечает Оля, быстро скидывая куртку и ботинки, и спешит за братом.
Гостиная подтверждает впечатление о цене квартиры – очень большая, светлая комната с минимумом вещей, но вещей дорогих и добротных. На стенах висит несколько семейных фото: Миша, обнимающий счастливых жену и дочку. И телевизор, огромный, обвешанный колонками и с солидным сабвуфером у подножия.
Миша начинает распаковывать пакеты, принесенные сестрой, но первая же коробка ставит его в тупик – она заполнена разноцветными резиночками.
– Чё это за хрень? – спрашивает он у Оли.
– Деревня! Это резиночки! В Европе все девчонки уже подсели, наши тоже скоро зафанатеют!
– Резиночки? – в тоне Михаила все сомнение и презрение мира.
– Ну из них еще браслетики плетут, это твоей Машке, – тут Оля вспоминает что-то, осматривается. – А твои все где?
– В Барселоне…
– Точно! Короче, это Машке, а это, – Оля выуживает еще одну такую же коробку, – нашей любимой сестричке Соне. Слушай, чего ты тормозишь?
Миша и правда с трудом соображает, что к чему. Он еще не выпил свой утренний эспрессо, а он из тех людей, у которых no life before coffee. Зато Оле никакой кофеин не нужен, у нее внутри с самого подъема включается неубиваемый генератор энергии.
– Смотри, это тебе, это твоей женушке – на себя мерила, у нас размеры одинаковые.
Оля азартно вытаскивает и предъявляет Мише один подарок за другим. Брат наблюдает за ней с выражением некоторой обреченности.
– Это дочке, это Соне, это опять дочке… и еще вот – последний писк.
– Замуж тебе надо, – вздыхает Миша. – И детей штук шесть.
– Успею! А это кому?
Очередной сувенир – деревянная головоломка – ставит в тупик саму Олю. Михаил вздыхает и отправляется на кухню, раскочегаривать кофе-машину.
* * *
Миша и Оля пьют кофе в просторной кухне, которая совмещена со столовой. И тут все по последнему слову: сияющая новая техника, хороший дизайн. Еще один телевизор-плазма на стене, но уже не такой грандиозный. И снова – повсюду семейные фотографии. Миша уже слегка проснулся и даже разговорился, Оля слушает, кивая в такт его словам.
– …оказалось, что субкультурами никто из серьезных бизнесменов не занимается! – видно, что тема Мишу сильно зацепила. – А там реальные деньги! На одних косплеях можно миллионы поднять! Но я решил для начала пару фестивалей проспонсировать, посмотреть, что как…
– Хочешь, я тебе дайджест сделаю? В Штатах и Европе это давно все работает.
– Давай… Только не как в прошлый раз!
Миша и Оля смеются, вспоминая давний забавный случай.
– Клянусь! – торжественно поднимает руку Оля. – Только на английском или русском! Никакого французского или итальянского! Как папа?
– Нормально. Он за эти годы спокойный стал. Не пьет вообще.
Оля понимающе кивает, но осторожно спрашивает:
– А ему не… скучно? У него были крутые дела, крутые люди кругом…
– Слишком крутые… – жестко отвечает Миша. – Мама такой крутизны не вынесла…
Оля берет брата за руку, успокаивая.