— Наверное, после таких слов я должна расчувствоваться и сказать, что пойду за тобой на край света. Однако я не безрассудна и живу больше головой, нежели сердцем. Возможно, это не очень хорошо для женщины. Но уж такая я есть, такой и остаюсь. Мне надо подумать, Гинмар, Слышала я как-то, будто настоящий друг — это тот, кто, когда ему говорят: «Пойдем!», не спрашивает куда. Но один раз я уже поддалась на твои уговоры. К чему это привело, ты прекрасно знаешь. Поэтому позволь уж мне не давать ответ сразу и обещай, если я скажу «нет», ни на чем не настаивать.
— Тогда позволь и мне кое-что добавить к уже сказанному. Обратиться к тебе мне велело не только сердце. Ёно Ран... он назвал тебя тем ключом, без которого я не смогу навеки запереть Врата. Да, Соня, это он послал меня за тобой.
— Вот оно что. Не обошлось, значит, без мудрого совета, которому ты просто не можешь не последовать,— сухо заметила Соня.— Но если я и вправду ключ, то не такой, который можно просто положить в карман и увезти куда пожелаешь. В любом случае я должна подумать. Тебе же не мешает отдохнуть. Ты проделал нелегкий путь и, видно, гнал коня, забывая о еде и сне. Выглядишь оборванцем, а эта борода, которую ты взялся отпускать, большая ошибка: она тебе не идет.— Соня провела рукой по его щеке.— Она похожа на какие-то грязно-рыжие клочья. Я сейчас поговорю с Волчицей, чтобы тебе предоставили еду и кров. Так что приведи себя в порядок, отдохни. Не позднее чем завтра мы снова вернемся к нашему разговору.
— Женщина всегда женщина, даже если она великий боец,— заметил Гинмар и попробовал улыбнуться.
Но вместо улыбки какая-то неуверенная гримаса исказила его лицо, а глаза остались настороженными и печальными.
Разара сразу согласилась — что, в общем-то, было не в ее правилах — дать чужаку приют в Логове. Может быть, полагала, что девушка не станет ничего предпринимать, не посоветовавшись для начала с нею. Сказала только:
— О Риатеосе мне доводилось слышать не раз. Вот только не знала, что ты имеешь к нему отношение. А в Стигии тебе бывать не приходилось? Или... в Меру?
Соня удивилась вопросу.
— При чем тут Стигия и Меру? Нет, Великая Мать, никогда.
День прошел как обычно. Стараясь сохранить ясность мысли и не позволить волнению и тревоге овладеть собой, Соня занималась привычным делом, помогая новым послушникам постигать азы искусства сражаться и отражать нападение. Ее никак нельзя было назвать терпеливой, скорее жесткой и требовательной, но никто не жаловался, понимая, что за подобной суровостью кроется желание добиться единственного результата: в конечном счете продлить жизнь менее опытных товарищей, которых рыжеволосая фурия гоняла до седьмого пота.
— Убит! — приговорила Соня, обозначив очередной удар мечом по корпусу зазевавшегося послушника.— В бою, Гард, ты давно уже пошел бы на корм стервятникам. Вставай и продолжим.
— Я не могу, Соня,— прохрипел тот, неловко поворачиваясь в пыли и глядя на нее снизу вверх.— Может, в другой раз...
— Хорошо.— Девушка не торопясь вложила меч в ножны.— Ты просто лентяй и трус. Пара десятков плетей придадут тебе резвости.
— Нет! — воскликнул Гард, тут же вскакивая как ошпаренный.— Соня, я готов продолжать поединок...
— Тогда поработай в паре с... ну, вот хоть с Лиарой.— Соня указала ему на одну из девушек, которую считала весьма способной, несмотря на хрупкую внешность и застенчивый вид.— Я подойду чуть позже, и знай, если продолжишь работать вполсилы, от наказания не уйдешь.
Сама она, прищурившись, из-под приставленной козырьком ко лбу ладони наблюдала за Гинмаром, который как-то неуверенно приближался к ней, пересекая широкий двор. Однако на полпу-ти он, как ни странно, остановился, немного постоял и пошел назад. Соня не стала его окликать, рассудив, что он просто еще не вполне пришел в себя. Вместо этого она прошла к себе: ей захотелось побыть одной и собраться с мыслями. Девушка даже не обратила внимания на донесшуюся до ее слуха негромко сказанную фразу: «Да ладно, Гард,, не переживай, она сегодня просто не с той ноги встала. Сейчас я тебе покажу этот прием...» Лиара, разумеется. Все знают, что симпатичная малышка — между прочим, на самом деле отличающаяся поразительной кровожадностью,— неравнодушна к Гарду; вот пусть и докажет свои нежные чувства с мечом в руке для его же пользы.
Соня редко нуждалась в чьих-либо советах, но сейчас ощущала некоторую растерянность. Она плохо представляла себе, как может помочь Гинмару. Закрыть Врата навсегда! Разве она в состоянии справиться с теми силами, которые скрыты за ними? В то же время девушку мучило любопытство, отчего в ней так безоглядно уверен кхитаец Ёно Ран... Возможно, он знает о ней нечто такое, что неизвестно ей самой. Воодушевляло и серьезное, опасное дело, не имеющее ровным счетом никакого отношения ни к Логову, ни к Вожаку. Может, Север полагает, что она будет сидеть здесь, ожидая его возвращения, словно верная, но больше ни на что не годящаяся подруга воина, пока он где-то там вершит великие дела? Как бы не так. Это он в нее не верит. А между прочим, есть люди, которые сотни лиг готовы пройти, чтобы обратиться к ней за помощью.
Соня решительно встала и отправилась к Гинмару. Да, она согласна. Что зря сидеть и ломать голову — получится, не получится. Главное — начать действовать, а там видно будет.
Для приличия она постучала в его дверь, но Гинмар не отозвался. Тогда Соня толкнула дверь, оказавшуюся незапертой. Ее друг лежал на полу с открытыми глазами. В тревоге и недоумении склонившись над ним, Соня ощутила еще одну странность: неизвестный, ни на что не похожий терпкий запах. Она окликнула Гинмара, но он не реагировал, точно пребывая одновременно здесь и не здесь. Соне стало не по себе.
— Эй? — потрясла она его за плечо.— Гинмар, что с тобой?
К некоторому облегчению Сони, он все-таки перевел на нее глаза, но вряд ли узнал, кто перед ним. «Магия, колдовство? — пронеслось у нее в голове.— Он как пьяный... Может, болен? Но тогда чем?»
— Будьте вы все прокляты,— произнес Гинмар,— надоело.
То, что эти слова никак не относились к ней, девушка поняла. Они вообще ни к чему реальному не относились.
— Ты что? Это же я, Соня.
— А... Соня. Зачем ты пришла во дворец?.. Иди успокой ребенка, он все время плачет, днем и ночью покоя нет.— Голос Гинмара звучал глухо и без всякого выражения; когда он говорил, терпкий запах усиливался.
Соня растерялась. Неужели он сошел с ума? Но ведь только сегодня утром с ней беседовал совершенно нормальный человек. Выражение лица Гинмара тем временем изменилось, он словно видел теперь нечто такое, что доставляло ему невероятную радость. Резкий смех заставил Соню вздрогнуть, настолько он казался неестественным в сочетании с остановившимся взглядом. Гинмар попытался спеть какую-то дурацкую детскую песенку, затем пение перешло в неразборчивое бормотание и плач. Соня все больше склонялась к мысли, что наблюдает настоящий приступ безумия, достигший апогея, когда Гинмар вдруг переменил позу: он забился в угол, подтянув к животу колени и закрыв голову руками, и в таком положении замер, повторяя одно и то же:
