В десять лет она сама, ножом, отрезала лишние пальцы. Но телесная боль лишь ненадолго ослабила ту, что разрывала ей грудь. Спустя еще одну зиму она покинула селение и начала бродяжничать. Спустя еще два года она познакомилась с Гардом. Он оказался первым человеком, которому было не совсем все равно, что с нею станет. Вернее, совсем не все равно. Будучи старше и умнее Лиары, он разглядел в ней такие качества, которые могли бы оказаться весьма полезными. Они вдвоем никогда не промышляли воровством, подобно Соне. Нет, эти двое пошли дальше. Их уделом стали дерзкие грабежи, непременно кровавые, внезапные нападения на проезжающих через горные перевалы купцов. И долгое время никому не приходило в голову, что осуществляют их два столь юных человека, по сути девочка и мальчик, а не целая банда вооруженных до зубов головорезов. Лиара была прирожденной охотницей, но выслеживала вовсе не лесное зверье. Ее врагами были люди, отвергнувшие ее, и к ним она не знала пощады и жалости, а безрассудство молодости делало ее еще и не ведающей страха. Ей нравилось убивать. Она любила запах крови, агонию поверженных противников, а собственную никому не нужную жизнь не ставила ни в грош. Долгое время ее единственной привязанностью оставался Гард, который весьма удачно использовал Ли-ару, зачастую посылая ее вперед и прикрываясь ею, как щитом. Он был куда рассудочнее и осмотрительнее своей подруги и умел появляться на месте действия чуть позже. Совсем чуть-чуть — когда основная часть кровавой работы была уже выполнена, когда дичь была загнана в хитроумно расставленную ловушку, а опасность значительно уменьшалась.
Так и получилось, что, оказавшись в Логове, Лиара обрела свою первую и единственную в огромном неприветливом мире семью, сразу почувствовав себя среди своих. Здесь ее ценили именно за то, что она умела делать в совершенстве, и не смотрели на нее как на выродка. Сердце юной охотницы постепенно отогревалось, и — как случается с подобными натурами, недоверчивыми, но способными к чрезвычайно сильной и стойкой привязанности и совершенно безоглядной вере в тех, кому они решились отдать свое сердце,— Лиара всем существом приняла законы и самый дух Логова; и, как его истинное абсолютное проявление, Соню, свою наставницу и старшую подругу, которой Лиаре хотелось подражать во всем.
Она была счастлива. Каждый прожитый в Логове день представлялся Лиаре благословением и милостью небес. Да еще и Гард находился рядом, хотя он-то как раз особой радости от таких изменений в своей судьбе не испытывал. Но у маленькой Лиары теперь было все, о чем она когда-либо смела мечтать в самых дерзких своих грезах. Любовь, семья, дружба и смысл существования.
До тех пор, пока не явился Враг, уничтоживший Гарда, вторгнувшийся на священную землю и грубо поправший ее закон.
Он должен был умереть от руки охотницы на людей. Он — и та, что притянула к Логову беду.
* * *
— Тихо,— сказала Соня, оборвав фразу на полуслове и внутренне подбираясь.— Я слышала что-то... какой-то шорох...
— Ну и что. Мы здесь не одни, мало ли людей ходит,— с поразительной беспечностью возразил Гинмар.
— Мало. Никого, кроме нас с тобой... и нашей лошади... тут не было. Закрой рот.
Она подошла к двери и прислушалась. Ничего, кроме собственного дыхания. Может быть, и вправду показалось?..
Но в глубине души Соня точно знала: нет, не послышалось. Инстинкт не мог ее подвести. Опасность, запах опасности, вот в чем дело.
Помещение, в котором они с Гинмаром находились, было внутренней комнатой без окон. Просто идеальная ловушка, из которой только один выход — в руки преследователя, навстречу удару ножа.
Рука девушки плавно легла на засов двери и сдвинула его. Теперь ворваться сюда снаружи
будет совсем не просто. Однако, если тот, кто вышел на их след, не дурак, то он не станет откровенно ломиться, а устроит засаду и будет терпеливо ждать, столько, сколько понадобится.
Гинмар тоже это понял. Как и то, что Соня ни в коем случае не желает принимать открытый бой: ей не пристало сражаться с людьми Логова. Нужно было немедленное вмешательство кого-то еще — или чего-то, не суть важно,— способного как минимум спугнуть того, кто находился по другую сторону двери.
Хозяин заведения, Четвинд, славившийся своей поразительной скупостью, не позволявшей ему нанять даже мальчишку-слугу себе в помощь, как раз в этот момент не без сожаления подумал о своем одиночестве: вообще-то он никогда особенно не нуждался в компании, но в такие дни, исключительно скудные на новых постояльцев, даже ему. становилось не по себе. Что за жизнь, словом не с кем перекинуться... Что толку сидеть в совершенно пустом зале и ждать неизвестно чего?.. Лучше пойти малость вздремнуть, пожалуй,— все равно до вечера никто не появится. Четвинд так и поступил и, оторвав грузное тело от скамьи, направился к себе. Жил он — из соображений удобства и, главным образом, экономии — в одной из комнат своего же постоялого двора, которых всего-то насчитывалось не более полудюжины. Четвинд глянул вдоль коридора, ведущего к задним дверям. Света там не было. Но хозяин почуял легкий запах дыма, оставленный только что задутой масляной лампой. Кому-то хотелось, чтобы было темно, а Четвинд даже днем, если небо было пасмурным, такого не допускал; может, это и было расточительством на грани непозволительного, но он страдал куриной слепотой и полумрака не выносил. Кроме того, по счастью, мать Четвинда многому научила своих детей. Здесь, совсем близко, находился посторонний человек — он знал это точно. Сделав вид, что ничего не подозревает, хозяин заведения с хрустом потянулся и громко зевнул, демонстрируя полусонное состояние, и пошел в свою комнату, не обращая внимания на темный участок коридора. Вошел внутрь, захлопнул дверь — и, чуть выждав, снова приотворил ее. Посторонний мог быть только вором или грабителем, наглым настолько, что явился днем... ну, он об этом очень скоро пожалеет. Четвинд мягко приотворил дверь чуть сильнее — и различил темную тень... От нее протянулась рука, которая охватила ручку двери единственной занятой комнаты и осторожно попыталась толкнуть ее... Но безрезультатно. Мужчина и женщина, остановившиеся здесь, явно никого не ожидали.
— Стоять на месте,— рявкнул Четвинд,— иначе я убью тебя!
Неизвестный резко повернулся — нож просвистел возле самого уха хозяина, чудом не задев его,— и бросился бежать; он выскользнул в дверь и опрометью слетел вниз по ступеням. Преследовать его Четвинду мешали лишний жир и одышка, появившиеся в последние годы, так что он не стал и пытаться, хотя и был весьма раздосадован этим обстоятельством. Зато он изо всех сил забарабанил в дверь своих постояльцев. Рыжеволосая женщина тут же открыла.
— Что случилось?
— Грабитель. Пытался проникнуть сюда, швырнул в меня нож... и сбежал.
— Кошмар! — Она всплеснула руками.— Я непременно заплачу дополнительно за то, что ты рисковал жизнью, почтеннейший, защищая своих гостей!
Четвинд раздулся от гордости и удовлетворения из-за возможности получить лишнюю монету, которая тут же и была ему вручена, после чего он удалился.
