— Посмотри на меня.
Он, немного помедлив, повернул голову. Соня удовлетворенно кивнула. Не имело никакого значения, что его лицо больше всего походило на обтянутый кожей череп. Зато глаза стали прежними, ясными и сияющими, такими, какие она помнила и любила.
Безумие, плескавшееся в них восемь закатов назад, бесследно исчезло-
— Свободен,— сказала Соня.— Твоих оков больше нет.
— Я знаю,— подтвердил Гинмар тихо.
— Тогда мы сможем разбить и еще одни,— уверенно проговорила девушка и свистнула, подзывая лошадей.— Вероятно, ты достоин въехать в столицу как победитель, на белом коне. Но, за неимением такового, придется обойтись гнедой кобылой. Зато она вполне выдержит тебя и Лиару. Кстати, что ты с ней сделал? Она стала кротка, как ягненок. И смотрит на меня так, словно в жизни не мечтала поужинать нашими потрохами!..
— А он меня всю дорогу хорошо кормил,— в тон Соне ответила Охотница, и обе девушки рассмеялись.
Желтый венок все еще оставался на голове Лиары, преображая ее почти до неузнаваемости. А может быть, причиной тому было не только это нехитрое украшение.
* * *
Ианта встретила путников напряженной тишиной и странной пустотой обыкновенно многолюдных улиц. Что-то случилось, это было ясно. Но вот что именно? Соня огляделась — нет, разрушений вроде бы никаких, все на месте, кроме людей... и неба. Да, как она не заметила сразу — небо над столицей Офира было тревожно-багровым и странно низким, будто стало ближе к земле. И еще — запах страха и смерти, неуловимый, но который с другим не спутаешь. Она тревожно переглянулась с Гинмаром, в то время как Лиара испуганно крутила головой, а лошади прижимали уши, фыркали и пятились, отказываясь двигаться дальше. Людям тоже приходилось заставлять себя делать каждый следующий шаг, но они продолжали путь, спешившись и попросту таща за собой вышедших из повиновения коней.
— Что здесь творится? — спросила Соня.
— Очень надеюсь, что пока ничего непоправимого не произошло,— отозвался Магистр.— Это злобная игра демонов Нижнего Мира; они любят приводить все живое в ужас. Вышли из повиновения, почувствовав мое отсутствие, которое слишком затянулось. Опасность в том, что, поддавшись необъяснимому паническому страху, люди не просто запираются у себя в домах. Многие кончают с собой, случается, убивают собственных жен и детей. Даже звери ведут себя странно. Ёно Ран ведь недаром звал меня, требуя поторопиться.
— Они... эти твари... разумны?
— Конечно, еще как. Они, если можно так выразиться, вообще представляют собой разум в чистом виде: у них ведь нет тела, раз и навсегда определенной формы, как у людей, деревьев, камней, всего того, к чему мы привыкли в нашем, Верхнем, Мире. Зато они могут воплощаться в любые образы — дыма, огня, воды. Или, как сейчас, без всякого образа навевают неодолимый ужас.
— Их много, да?
— И да, и нет. Если налить в кружку воду, ее можно выплеснуть тысячами отдельных капель, а потом опять собрать. Так и с ними. Единое ли целое вода? Един ли огонь, или он — только множество отдельных пляшущих языков, рождающихся и тут же умирающих на наших глазах?.. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
Девушка неуверенно кивнула, хотя ей было ясно далеко не все. Чем ближе они подходили к Риатеосу, тем сильнее становилось наваждение. Чтобы как-то отвлечь своих спутниц, Гинмар продолжал:
— Соня, помнишь тот пожар, когда выгорел огромный квартал?
— Еще бы.
— Ианта зализала свои раны. Вот подожди, увидишь сама; там теперь все по-другому.
— И на колдунов больше не охотятся?
— С тех пор нет. Столица — самый спокойный в этом смысле город в Офире. На зато здесь собралось такое невероятное количество магов всех мастей, опасающихся преследований в других местах, что ты себе даже не представляешь! Иногда пройти по улице невозможно — хватают за руки, предлагая выслушать предсказания судьбы...
— И что они тебе предсказали?
— Я даже из вежливости не хочу слушать, что со мною будет потом,— неожиданно резко ответил Гинмар.— Это как предательство настоящего.
— Наверное, ты просто боишься заглядывать вперед,— поддразнила его Соня.
— Нет. Просто я очень хорошо знаю, что со временем играть нельзя.
* * *
Риатеос тоже встретил их полной тишиной. Ни слуг, ни привратников...
— Хозяин изволил отсутствовать так долго, что его устали ждать.— Неспешные бесшумные шаги по парадной мраморной лестнице принадлежали Ёно Рану. Соня отметила, что кхитаец ничуть не изменился за прошедшие восемь лет.
— Учитель,— Гинмар обнял его,— я и сам не знал, что так задержусь. Столько всего произошло...
— Я знаю. Не говори ничего, ступай вниз и уйми тварь. Твой сын Талл третий день там.
— Талл?! Но он же совсем дитя...
— В нем твоя кровь; кто еще мог тебя заменить? С ним Джилла, она не бросила сына одного при дверях преисподней.
— Я с тобой,— тут же заявила Соня.— Лиара, подожди здесь.
— Проклятие,— прорычал Гинмар, устремляясь в лабиринт. Девушка побежала за ним.
Картина, которая предстала их взорам, не нуждалась в пояснениях. Мальчик, с виду даже младше своих лет, стоял на коленях возле черной каменной плиты, положив на нее вытянутые руки; казалось, жизнь едва теплилась в нем. Сосредоточенное лицо и неподвижный взгляд могли принадлежать скорее старику, нежели ребенку, но он не сдавался, несмотря на то что пребывание здесь было явно выше его сил. Мужественное, упрямое сердце, должно быть, билось в груди этого отрока! Джилла стояла рядом, точно изваяние, опустив руки на плечи сына.
— О боги,— бросился к ним Гинмар,— уходите отсюда, поднимайтесь. Соня, помоги им...
Юный Талл, точная копия Джиллii, внешне совершенно не похожий на отца, поднялся на ноги и тут же пошатнулся.
— Отец, я не ушел, я... не дал им вырваться!
— Да, Талл, ты вел себя как воин, но теперь я тебя заменю...— Магистр смотрел на сына взглядом, полным любви, гордости и вины за то, что подверг его подобному испытанию.
Джилла спрятала лицо на груди Гинмара; Соня подхватила Талла на руки и потянула за плечо его мать. Но оторвать туранку от мужа не могли бы никакие силы в мире; она судорожно цеплялась за него и никуда не собиралась идти.
— Джилла,— сказала девушка,— это же я, Соня. Разве ты забыла: всегда нужно действовать так, как я говорю, и тогда все будет в порядке? Идем наверх.
— Соня,— принцесса повернулась на звук ее голоса; на мертвенно-бледном лице женщины вспыхнула улыбка,— ты снова здесь, с нами! Ты пришла!
— Вот именно.— Соня подумала, какого мужества стоило этой женщине спуститься сюда в обществе слабого ребенка, маленького мальчика. Ни облик, ни действия Джиллы не вязались с рассказом Гинмара о полусумасшедшей, якобы не отличающей прошлого от настоящего; если она и была больна, то лишь в той степени, в какой любовь можно считать болезнью: это читалось в каждом ее взгляде, обращенном к мужу. Но так было и раньше. И если время для нее в самом деле остановилось, то лишь в том смысле, что оно оказалось невластно над ее чувствами. И восемь лет спустя после свадьбы женщина сохраняла всю силу своей былой страсти, нежности и верности по отношению к своему супругу...
