Чья-то тень шагнула навстречу ей из темноты, и Соня успела подумать, что, кажется, переоценила свои силы и способности, когда большая жесткая ладонь зажала ей рот. Девушка отчаянно дернулась, но ее держали крепкие опытные руки. И внезапно, по странному наитию, она поняла, кто перед ней!
Соня мгновенно расслабилась, испытывая смешанное чувство облегчения и безумной радости. Человек взглянул ей в лицо... Кажется, он был потрясен.
— Соня?..
— Сулар! О, мой любимый, ты здесь, ты нашел меня! Когда ты приехал? Значит, это был именно ты...
— А ты ждала кого-то другого? — Его голос звучал весело, однако в нем ощущалось заметное напряжение.
— Нет, о нет,— поспешно заверила Соня, вообразив, что этот вопрос продиктован лишь ревностью.—Просто тебя видели днем и приняли за убийцу, за соглядатая.— Она сдавленно хихикнула, поражаясь нелепости такого предположения.— Радость моя, не могу поверить, что мы снова вместе, что я вижу тебя...
— Соня, милая, мне не следовало этого делать, но я не мог покинуть Хауран, не простившись с тобой.— Он поднял ее голову за подбородок и посмотрел во влажные глаза, чувствуя, что сердце его разрывается от любви к этой девочке... и от того, что он вынужден ей лгать.— Мои дела здесь почти закончены, и я...
Выразительное лицо девушки исказилось от горя. Это невозможно. Он слишком много для нее значит. Если Сулар покинет ее, она опять останется совсем одна.
— Но почему? — прошептала она, не чувствуя, что плачет.— Ты не можешь, не должен оставлять меня, я не хочу, это неправильно... Я же умру Здесь без тебя!
Сулар не ожидал такой вспышки отчаяния.
— Сожалею, счастье мое, но у меня нет иного выхода,— веско проговорил он.— От меня многое зависит. Я должен вести караван в Немедию.
— Возьми меня с собой,— вцепилась Соня в его руку, рыдая все громче,— пожалуйста, Сулар, не бросай меня! Я выносливая... Я не стану жаловаться... Я хочу пойти с тобой в Немедию, в Шем, куда угодно!
— Твои родители ни за что на это не согласятся. Да и не пристало девушкам сопровождать торговые караваны. Так не бывает. Ну подумай, кому будет хорошо от того, если ты погибнешь где-нибудь на горном перевале, не выдержав тягот пути? Я никогда не прощу себе этого...
— Рядом с тобой я выдержу все! А родители... Да им вообще все равно, что со мной будет! У них есть Эйдан... Они так носятся с Эйданом, и вовсе не потому, что он лучше меня, а потому, что какой-то оракул предсказал, что он станет великим гирканским вождем. Сын Матери Рыси!.. Подумать только... Да они все ума лишились!..
Если бы Соня не была в этот момент так раздавлена своим горем, страхом потерять Сулара, она ни за что не раскрыла бы рта. Ведь Эйдан только что предупреждал ее, что о его предназначении никому нельзя говорить. Но сейчас все это казалось Соне таким незначительным, неважным. Да и разве от Сулара у нее могут быть какие-то тайны?!.
Но аквилонец мгновенно напрягся, точно зверь перед прыжком, и смертельно побледнел, сверля Соню неожиданно цепким, холодным взглядом,— так он никогда прежде не смотрел на нее. И она сразу замолчала, испугавшись еще больше. Теперь она боялась не потерять Сулара, как миг назад, а его самого, его ледяной решимости, незнакомой, чужой, враждебной. Как если бы перед нею неожиданно возник совсем другой человек, не любящий ее и вообще любить не способный. Оборотень...
Словно увидев свое собственное жуткое отражение в ее огромных растерянных глазах, Сулар расслабился — и снова стал прежним.
— Милая,— нежно проговорил он, целуя ее,— не плачь. Я обязательно приду за тобой, когда ты вырастешь. Ты только дождись. Если я тогда не буду слишком стар для тебя...
— Не надо мне лгать,— всхлипнула девушка, обвивая его шею руками,— я знаю, что у тебя уже есть семья, Кииту мне рассказала... Но это неважно, неважно... Ты для меня всегда будешь самым молодым и красивым, клянусь! Сколько бы ни минуло зим... Ну пожалуйста, останься хоть ненадолго, я могла бы познакомить тебя с моими родными...
— Нет,— поспешно возразил Сулар, едва ли не силой отрывая от себя ее руки,— Соня, у меня нет времени, отпусти, сюда уже идут... Не надо, чтобы нас видели вместе!..
Потом минуло много зим. И никогда, и никому больше Соня не говорила таких слов, ни перед кем не открывала свое сердце, не представала беззащитной и наивной — ибо никогда больше не была таковой.
Слишком рано она узнала цену случайных слов и сильных чувств, способных смести всю жизнь, как хрупкую соломенную хижину, и разметать по ветру.
Сулар отступил в темноту и растворился в ней так быстро, словно его и не было. Соня без сил опустилась на колени в пыль, не переставая плакать.
— Что случилось? — подбежал к ней отец.— Что здесь произошло? Девочка моя, на тебя напали?
— Нет, нет,— заикаясь, пробормотала она,— мне... приснился такой ужасный кошмар, и я... выбежала из дома...
— Пойдем,— Келемет обнял ее,— все хорошо...
* * *
— А потом они пришли.— Голос Сони звучал глухо и бесцветно; сама того не замечая, она покачивалась из стороны в сторону.— Убили всех — отца, мать, Хункара... Я видела это, я сама чудом спаслась, когда наш дом уже пылал в огне... И только потом я узнала, что этих людей послал Сулар... что именно он охотился за Эйданом... А я... предала своих, рассказав ему...
— Эйдана тоже убили? — спросил Гинмар.
— Я не видела его мертвым... но и живым — с тех пор — тоже.
* * *
Когда Соня выбралась на свободу и осознала, что ее семьи больше нет, идти ей было попросту некуда и незачем — да и не было причины вообще длить свое существование. Если бы не одно «но». Месть. Месть тем, кто совершил убийство. Раз она осталась одна, именно ей и надлежало сделать это.
Вот тогда в. ней впервые поднялась ярость, оказавшаяся сильнее отчаяния, праведная, испепеляющая ярость, звериная жажда крови — крови убийц. Она найдет их — и покарает так, что небеса содрогнутся. Осмелившийся поднять руку на ее семью не имеет права жить. Она так решила.
— Ненавижу,— громко, вслух сказала она.— Пусть не думают, что выбили всех. Я осталась одна. Но я — осталась.
И тут Соня почувствовала, что не одинока. Словно чьи-то пристальные глаза обратили на нее изучающий, заинтересованный взор. Она даже обернулась в некотором недоумении.
Нет, на нее никто не смотрел. Но странное ощущение не исчезало. В этом взоре не было ни любви, ни сочувствия. Только любопытство. Он как бы спрашивал: «И на что же ты, в самом деле, годишься?»
— Кто ты? — спросила Соня.
И не получила ответа. Наблюдатель не собирался беседовать с нею. Это он имел право задавать вопросы, а она пока подобного не заслужила. «Наверное, я схожу с ума»,— подумала девушка. Что было совсем немудрено в ее положении. Но она где-то слышала, что истинные безумцы не осознают себя утратившими нормальность. Вместе с тем она почувствовала голод. Обыкновенный физический голод, просто до тошноты. Ей нужны были силы. Много сил.
