Еще несколько Мгновений Эмин боролся с собой, но наконец сдался.
— Ты получишь то, чего хочешь,— выдавил он,— я научу тебя.
Ну конечно. Она и не сомневалась — еще не было случая, чтобы Велда не добивалась желаемого.
— С чего я должна начать? — спросила она, оборачиваясь к нему.
...На сей раз она решила не торопиться. Хватит с нее поражений. Отныне каждый шаг будет выверенным до мелочей. Велда училась, была терпелива и настойчива. И к тому же умна. Она продвигалась вперед, запоминая последовательность сложнейших заклинаний и обрядов и никогда ничего не путая; стоически переносила изнурительные многодневные посты, призванные очистить дух и плоть для нового Знания. Совершала необходимые жертвоприношения... И гораздо раньше, чем она сама, Эмин понял: эта женщина угодна богам.
Но каким богам?! Их чудовищные лики, от одного вида которых могло бы сжаться самое мужественное сердце, зыбко проступали в его видениях, когда Велда начала делать первые самостоятельные шаги в искусстве колдовства. Он ошибся. Сила в ней была. Но настолько страшная и чуждая, ни на что не похожая, что Эмин содрогнулся. Словно само Зло многие годы терпеливо ждало, когда Велда проявит себя и отзовется, чтобы служить ему. И вот наконец срок настал.,
Эти боги были очень могущественны. Вот только богами назвать их не поворачивался язык. Ибо истинные боги, какого бы они ни были обличья, творили; эти же могли только уничтожать и губить, повергая мир во тьму и увлекая за собою тех, кто был очарован их жутким величием. Таких, как Велда.
Но она не боялась. Когда они открылись ей, она пришла в исступленный восторг и поняла, что земная власть, коей она так тщилась достичь, ничто перед властью иной, вне мира стоящей. Ей жаль было только, что она поздно это поняла, впустую потратив годы и годы. Зато теперь-теперь ее ничто не остановит.
: Эмин с ужасом осознал, что натворил, когда однажды взглянул в ее глаза — и увидел в них тьму, бездонный мрак, без малейшего проблеска света.
— Ты и. теперь скажешь, что я не ведьма? — торжествующе спросила Велда, и даже голос ее стал другим — в нем больше не было ничего человеческого.
— Нет,— возразил Эмин, не в силах смотреть на нее,— теперь ты добилась, чего хотела, бедное создание.
* * *
То были странные времена. Головные отряды Орды под предводительством Кейнкорта без боя вошли в Ианту, притихшую и настороженную. Несмотря на все предварительные соглашения, о полном доверии между двумя сторонами пока не было и речи. Хватило бы малейшей искры, чтобы пожар войны запылал с неистовой силой. Кейнкорт строжайше, под страхом смерти, запретил своим людям вступать в ссоры с местным населением, тем более грабить город, от этого было не так-то просто удержать гордых, привыкших к победам и власти воинов.
Да они и слова такого не знали — «союзник». Они плохо понимали, чего от них хочет Вождь, и, пожалуй, впервые подчинялись приказу, внутренне протестуя и не соглашаясь с ним.
Равно и жители Ианты, так долго воспринимавшие Орду исключительно как злую враждебную силу, не могли привыкнуть к виду черноглазых, скуластых, крепко сбитых чужаков, говоривших на непонятном языке, облаченных в доспехи и свободно расхаживающих по улицам, словно у себя дома. Что-то было в этом неправильное. Непонятное. Опасное. Причем свободные граждане Ианты, в отличие от воинов, никакой дисциплине отродясь не подчинялись. Им невозможно было приказывать.
Старики ворчали, что во времена их молодости принято было драться с врагом, а не раскрывать ему объятий. Существовал простой закон: если сосед твой — зверь, не разжимай кулаков...
A теперь что? Сначала колдуны, следом ещё и эти... Данью вроде не облагают, а кормить их все равно надо и на постой пускать в собственные дома чужую солдатню, по примеру Гинмара, который им весь свой дворец предоставил в полное распоряжение, а сам днюет и ночует в казармах; но это его личное дело, а не закон для всех и каждого.
Матери строго-настрого запрещали взрослым дочерям высовывать нос из дому. Это ведь только моргни, и пожалуйста, нянчись потом с неизвестно чьим скуластым сорванцом. Виданное ли дело? Чужая кровь, чужие обычаи, вместо привычных богов — какое-то зверье. Они и сила-ми-то меряются не как нормальные люди: ну что это, подлезть под лошадь и поднять ее?! Ошалели совсем, и сами ржут как лошади при этом, и слова им не скажи, да и не понимают они человеческих слов — дикари, варвары, степные волки...
И король теперь не король, а вовсе бывшая нежить. Разве мертвые могут проложить тропу в мир живых? С виду человек, и многие его помнят, да по сути-то — кто таков? Страшно подумать. Ведь почти двадцать зим назад умер, а теперь правит страной. И все так быстро произошло... никто и опомниться не успел. Да и как тут опомнишься, когда он своего брата поставил во главе всех войск?
Чудные речи ведут, что эти гирканцы — защита от пиктов. А где те пикты, кто их видел? Далеко они; а раз далеко, можно сказать, что их как бы и нет, зато эти — вот, пожалуйста. Хозяева. И верховодит ими рыжая девка. Не в открытую, нет, но что и гирканский Вождь, и король-нелюдь, и главный военачальник к ней прислушиваются, известно. Как она скажет, так и будет.
Молодые понимали лучше. Молодости свойственно радоваться переменам, как бьющему в лицо свежему ветру; и любопытство сильнее страха. Чужой — это интересно. Незнакомой речью легко овладеть. Неведомым обычаям — научиться. Дети толпами, раскрыв рты, ходили за гирканскими воинами, не внемля тревожным предостережениям родителей. Юноши старались затеять драку больше из любопытства, чем из неприязни, а потом завязывали разговор и уже вместе пили, хохотали, обменивались подарками.
Девушки... тем вообще война была явно ни к чему, и слабое женское сердце никак не могло остаться равнодушным пусть хоть к трижды чужому, но уставшему от дальнего похода и сражений бойцу; а если тот еще и лошадь поднять способен, на кое-что другое точно сгодится; а какого цвета у него глаза, так ли важно, если разобраться? Была бы кровь горячая, руки сильные, голос красивый, а слова пусть на каком хочешь языке произносит, смысл их один и тот же. И тут уж все запреты побоку. Природа сильнее запретов. И мудрее.
В общем, уже к концу первой седмицы пребывания бойцов Орды в Ианте стало очевидно, что вражда затухает сама собой, и многие вздохнули с облегчением. В первую очередь Соня. Это ведь ей постоянно приходилось выступать в качестве примирителя, успевать затаптывать малейшие искры смуты и недовольства, проявляя чудеса изворотливости и терпения. Ей и Гинмару; но у того хватало своих забот.
Возможно, в сравнении с Ордой, армия Офира была не столь велика, но справиться с нею, не имея опыта, было нелегко даже с помощью Маргира и советов Кейнкорта. Гинмар многому учился у гирканского Вождя, но не подражал ему слепо, а искал и находил собственные решения. У них с Ордой были разные задачи. Армия Кейнкорта имела целью прежде всего захват вражеских территорий во славу Гиркании; люди Гинмара должны были защищать собственную землю.
Увидев воочию плоды его усилий, Вождь взглянул на Гинмара с уважением.
