— Значит, у ТОНа есть шанс?
— Я имел в виду не только ваше отделение. Буду говорить без обиняков, ведь мы, как мне думается, знакомы достаточно неплохо, чтобы адекватно оценивать умственные способности друг друга. Как бы вы посмотрели на то, чтобы принять больницу? Целиком.
— Ч-что?
Слова Кайсарова обрушились на Мономаха, как водопад на мелкий камешек, оглушив, смяв и одновременно подарив призрачную надежду.
— Вы меня услышали! — снова усмехнулся Кайсаров. — Есть мнение, что Муратов занимает не свое место. Есть еще и другое мнение — что человек с хорошей репутацией, умный и радеющий за свое дело, гораздо лучше справился бы с обязанностями главы одной из лучших больниц в городе. Так мы договорились?
— Договорились?
— Вы слишком быстро сдались. Я не предложил бы вам обдумать мои слова, если бы не понимал, чем вызван ваш страх. Боитесь вы не столько за себя — ведь, положа руку на сердце, мы оба понимаем, что специалист с вашей квалификацией без работы не останется, — сколько за своих подчиненных. Умение ценить кадры — одно из самых важных преимуществ на высокой должности. Вы обещаете пораскинуть мозгами и дать ответ? Скажем, через неделю? Когда Муратова подвинут, замена понадобится сразу. Не могу предсказать, насколько долго придется этого ожидать, но уверен, что ожидать можно. Потерпите, ладно? Делайте вид, что ни о чем не догадываетесь. Я ведь могу вам не напоминать, что никто не должен знать о нашем разговоре?
— Разумеется.
— Вот и прекрасно. Вы не забыли о моей просьбе?
— О какой?
— Владимир, не надо меня дурачить! У вас есть что мне сообщить?
— Нет, — покачал головой Мономах. — Никакой полезной информации нет, а слухи не стоят того, чтобы их передавать, верно?
— Смотря какие слухи… — задумчиво протянул собеседник. — Да, вам, кстати, привет от Алсу! А теперь мне нужно идти общаться с полезными людьми, а вы… ну постарайтесь, что ли, получить удовольствие от вечера в обществе прелестной подружки!
Мономах вернулся в зал. Там уже вовсю шла вторая часть концерта, на сцене Игорь Корнелюк пел свой нетленный хит «Город, которого нет», но Мономах едва слышал звуки музыки. Наткнувшись на кого-то, он машинально извинился и поискал глазами Лизу. Она сидела на том же месте. Плечи ее были опущены, и Мономах с тревогой отметил, как опасно натянулась ткань платья на спине бывшей однокурсницы по обе стороны от молнии. Глядя на широкую спину женщины средних лет, он вдруг увидел перед собой двадцатилетнюю девчонку, громогласную и смешливую, дружившую со всеми подряд и являвшуюся душой каждой вечеринки. Ее светлые волосы всегда находились в беспорядке, улыбка не сходила с круглого, румяного личика (ну разве что в период сессий, когда Лиза волновалась больше всех, бледнея и дрожа при виде билета с вопросами). Мономах внезапно поймал себя на мысли, что ничегошеньки не знает о нынешней Лизиной жизни. Почему она пришла на встречу выпускников одна, ведь приглашение на два лица? В этот самый момент она обернулась и на мгновение, когда ее пухлые губы раздвинулись в неуверенной улыбке, Мономаху показалось, что этих двадцати трех лет и не было: перед ним снова сидела девчонка со светлыми кудряшками, восторженно глядящая на мир.
— Ты вернулся!
Она сказала это, словно и не надеялась — видимо, решила, что он нашел удобный предлог сбежать. Лиза была пьяна, и Мономах предложил отвезти ее домой.
— Ты что, совсем не пил? — едва ворочая языком, спросила она.
— Я вызову такси, идет?
Он в любом случае не мог оставаться — разговор с Кайсаровым лишил его покоя.
В машине Лиза задремала у него на плече. Когда они подъехали, Мономаху пришлось выйти и довести ее до парадной.
— Поднимешься? — неожиданно попросила Лиза. Она уже почти протрезвела, и в ее тоне ему послышалось отчаяние. — Дети у мамы, — добавила она.
Мономах вернулся к машине и расплатился с водителем. Ему тоже не хотелось оставаться одному. Жук — отличная компания, но все-таки он собака, а иногда и Мономаху требовалось человеческое тепло. В студенческие годы у них с Лизой не было даже мимолетного романа: она любила толпы и тусовки, а он предпочитал общение с узким кругом людей. Кроме того, его привлекал иной тип женской внешности — Мономаху нравились брюнетки. Тем не менее Лизе хотелось близости, он не был против, так зачем, спрашивается, упускать шанс? Жуку придется поскучать в одиночестве!
Лиза рассказала ему все, что случилось с ней за прошедшие двадцать с гаком лет. Она трижды выходила замуж, но неудачно. От последнего мужа ей остались близнецы и долги. Квартира, в которой они сейчас находились, была в ипотеке, и платить за нее Лизе предстояло еще десять лет. Ничего особенного — две комнаты, маленькая кухня, микроскопический санузел.
— Не жалеешь, что ушла из профессии? — спросил Мономах, глядя в потолок. Он не мог заставить себя смотреть Лизе в глаза, чувствуя, что совершил ошибку: занятие с ней любовью было сродни инцесту. Однако она, похоже, ничего подобного не ощущала и выглядела удовлетворенной. Даже, пожалуй, счастливой.
— Не поверишь, — ответила Лиза на его вопрос, — каждый божий день жалею! Я всегда мечтала быть гинекологом, как мама. Вот ты когда решил, что станешь хирургом-травматологом?
— В ординатуре. До этого я представлял себя психиатром.
— Да ну? — ее удивление было искренним. Лиза даже перекатилась на бок и оперлась на локоть, чтобы лучше видеть Мономаха. — Значит, в твоем лице мы потеряли нового доктора Фрейда?
— Очередного Фрейда, — ухмыльнулся он. — Но я рад, что передумал.
— О тебе много говорят.
— Неужели? И что же говорят?
— В основном хорошее. Ты состоялся как хирург, и я тебе завидую!
— Каким именно медицинским оборудованием торгует твоя фирма? — решил он сменить тему, пока Лиза не начала жаловаться на несправедливость жизни.
— Медицинскими кроватями. В частности, автоматизированными койками для бариатрических
[4] пациентов.
— Доходное занятие?
— Да не особо. Видишь ли, такие кровати обычно не по карману государственным учреждениям, их больше заказывают частные клиники. Иначе бы я стала миллионершей! А так… Во всяком случае, я зарабатываю раза в три больше, чем в гинекологии, и имею возможность не только кормить детей, но и платить за кружки и секции.
— Ну и хорошо, ведь это — самое главное, верно?
— Раньше мне тоже так казалось, — вздохнула Лиза, машинально поглаживая его плечо. — А теперь я считаю иначе. Человеку необходима самореализация, понимаешь? Хотя где тебе понять, ведь ты и не жил иначе! А вот я… Когда я принимала пациенток, я знала, что помогаю им избавиться от проблем, иногда даже спасаю жизнь, и они были мне благодарны. Я чувствовала себя нужной, необходимой и… цельной, что ли? Мне каждый день было зачем идти на работу, а теперь я просто зарабатываю бабки.
