Собравшиеся с любопытством поглядывали в сторону двух женщин, сидевших рядом с Аллой. Они их не знали и, несомненно, удивлялись, кто бы это мог быть. Никто не задал по этому поводу ни одного вопроса, но их молчаливое изумление выглядело столь очевидным, что прямо-таки кричало во весь голос, не нарушая тишины, густой, как осенний туман. Одна из незнакомок, блондинка средних лет, была одета в строгий деловой костюм цвета хаки. Взгляд другой, лет тридцати, в свитере и джинсах, блуждал по помещению, переходя от одного члена маленькой группы к другому, ни на ком надолго не останавливаясь.
Дверь открылась, и в комнату степенной походкой вошла нотариус Гренкина. Весь ее вид, включая брючную тройку темно-синего цвета, соответствовал торжественности момента. Единственным украшением служил тонкий газовый шарфик, кокетливо повязанный вокруг шеи замысловатым узлом.
— Добрый день! — бодро поприветствовала всех нотариус, кладя на стол пластиковую папку. — Как я вижу, все в сборе! — Она посмотрела на Аллу и вопросительно приподняла тонкую бровь, качнув головой в сторону незнакомок, однако Алла лишь молча кивнула, прося нотариуса продолжать. — Как вы знаете, мы собрались здесь для чтения завещания Намжалмы Гуруль, известной также под именем Джамалия Гуру…
— Нельзя ли покороче? — раздался высокий, мало соответствующий телосложению и буйному темпераменту голос Агвана. — У меня не выходной, между прочим!
— Можно, — поджав губы, ответила Гренкина. Она расправила полы пиджака и уселась на стул, взяв в руки принесенную папку. Все, не отрываясь, следили за каждым ее движением, словно охотники за дичью.
— Опуская формальности, — проговорила нотариус, кинув многозначительный взгляд в сторону Агвана Гуруля, — приступаю непосредственно к оглашению наследников и их доли. Итак, «Я, Намжалма Гуруль, будучи в здравом уме, твердой памяти и прочая, и прочая, Роману Георгиевичу Жидкову оставляю двести пятьдесят тысяч рублей за неоценимую помощь и поддержку». Тут так написано, — уточнила Гренкина, будто опасаясь, как бы присутствующие не подумали, что она добавила последнюю часть от себя. — «Также Жидкову передаю деревенский пейзаж работы художника Мякишева, который ему так нравился».
Доктор согласно закивал, давая понять, что знает, о чем речь.
— Великолепная картина, — пояснил он для собравшихся. — Хоть и не представляет ценности, но я буду беречь ее как память!
— «Моей младшей сестре, Санжитме Цеденбаевой, передается мал… маг…»
— Малгай, — подсказала Алла, успевшая выучить непривычное для русского уха слово.
— Спасибо, — поблагодарила Гренкина. — Конечно же, «…мал-гай, украшенный драгоценными камнями и золотым шитьем. Оценочная стоимость — один миллион восемьсот пятьдесят тысяч рублей».
— Ого! — присвистнул Агван. — А мне оценщик в антикварном магазине всего-то четыреста тысяч предлагал!
— А с какого перепугу ты вообще решил, что малгай твой? — взвизгнула Аюна, вперив злобный взгляд в брата. — Намжалма должна была оставить его мне, ведь она прекрасно знала, как я его хочу!
Дождавшись окончания короткой перепалки, Гренкина продолжила с того места, где остановилась:
— «Оставшаяся часть моего имущества, включая банковские счета в российских и зарубежных банках, должна быть разделена на четыре части, каждую из которых получат мои еще не рожденные внуки», — тут Гренкина сделала паузу. — Дело в том, что распорядителем наследства назван покойный адвокат Фурсенко, — сказала она. — Он должен был проследить, чтобы деньги и имущество поступили в собственность детей Маргариты Арутюнян, Яны Четыркиной, Евгении Дробыш и Валерии Коробченко. По завещанию матери должны были получить только сумму, оговоренную в договоре на вынашивание.
— Что за чушь несусветная?! — неожиданно в полной тишине завопил Агван Гуруль. — Какие еще внуки?! У моей сестры не осталось детей, так откуда внукам-то взяться?! Эти ваши ЭКО-МЭКО тут не сработают, можете мне поверить: я все суды на уши подниму, но никакие хитрые бабенки, беременные неизвестно от кого, не получат ни копейки из наследства Намжалмы!
Агван знал о плане старшей сестры, ведь Алле пришлось рассказать ему обо всем на допросах. По-видимому, он не намеревался мириться с таким положением вещей.
— Оспорить завещание — ваше законное право, — ровным голосом ответила на его выпад нотариус. — Существует срок…
— К черту сроки! — взвизгнула Аюна, вскакивая со стула. — Про нас там что, вообще не написано?! Про кровных-то родственников?!
— Мне очень жаль, но нет, — поправив очки, покачала головой Гренкина. — Фурсенко должен был убедиться в том, что из наследства внукам Джамалии выплачиваются необходимые суммы на содержание, включая лечение, образование и прочие повседневные нужды, которые требовалось каждый раз подтверждать соответствующими чеками или расписками. Видимо, Джамалия… то есть Намжалма боялась, что матери могут злоупотребить своими правами, поэтому они не получали непосредственного доступа к имуществу. Все транзакции и манипуляции с недвижимостью могли проходить только с согласия Фурсенко. К сожалению, трое из четырех названных в завещании женщин погибли, поэтому, полагаю, их доли суммируются и…
— Погодите, а как же теперь быть с распоряжением сестры о том, что доступ к счетам и недвижимости осуществляется через адвоката? — задал вопрос Гуруль. — Фурсенко ведь приказал долго жить!
— Думаю, в данной ситуации наследство перейдет к единственной оставшейся в живых наследнице — Валерии Коробченко. Вернее, к ее будущему ребенку. Я права, Алла Гурьевна? — обратилась она к Алле.
— Ничего не права! — заорал Агван. — Это решит суд, а я вам всем обещаю, что эта ваша Коробченко не получит ни фига! Вы, случайно, не забыли, что ее стараниями моя несчастная сестра безвременно покинула наш мир?!
— Боюсь, это еще не все… — начала Алла.
— Разумеется, не все! — снова перебил Гуруль. — Это — лишь начало! Да кто ты такая?! — Эти слова были обращены к Валерии. — Намжалма собиралась тебя уволить, вышвырнуть к чертовой матери! Она не сделала это только потому, что ты ей пузо свое показала, только пузо это не имеет отношения к моему покойному племяннику, и я это докажу! А когда я это сделаю, я подам на вас в суд! — Его толстый, короткий палец ткнул воздух в направлении Аллы. — За все, что мне пришлось пережить в ваших застенках, за грубое обращение и за… короче, за все ответите, вот!
Выпалив эту тираду, Гуруль рухнул обратно на стул, тяжело отдуваясь.
— Когда я сказал, что это не все, я имела в виду другое, — сказала Алла. — Прошу вас, познакомьтесь с Розой Валериановной Петрухиной, нотариусом, услугами которой воспользовалась Джамалия за неделю до гибели. Роза Валериановна, прошу вас!
Дама, сидевшая рядом с Аллой, натужно улыбнулась присутствующим.
— Простите, я правильно понимаю, это — еще один нотариус? — удивленно спросила Гренкина.
— Не слишком ли много нотариусов на три квадратных метра? — скривился Гуруль.
